Дмитрий Орешкин - Джугафилия и советский статистический эпос

Разрушение НЭПа начинается с запрета на конвертацию валюты. Страна лишает себя фабрики, производящей конкурентоспособные деньги, и обрекается на валютную зависимость от Запада (в пропаганде, конечно, все наоборот, но мы говорим о реальности). За советские рубли, которые обеспечены лишь честным словом Политбюро, на мировом рынке ничего не купишь. Зато в руках у вождя появляется оружие неконтролируемой эмиссии. Отлично! Люди работают за фантики. Хозяин этих фантиков печатает сколько ему надо. Труд, по сути, бесплатен. Советскому человеку не положено задумываться, почему в государствах с нормальной экономикой деньги настоящие, а в вертикальных социалистических заказниках всегда деревянные. Вот и Сталин не задумывается. А зачем? Главное, все под контролем. А валюту можно получить, отобрав у крестьян хлеб и продав за границу. Маловато, правда. Но гегемония дороже.

Рубль стал покорным, зато поддельным… Нет, лучше так: он стал поддельным, зато покорным. И это замечательно. Позиции вождя и его общественно-историческое значение крепнут; по ленинским заветам уничтожена экономическая среда, способная порождать конкуренцию (а значит, оппозицию). Закономерно скукоживается экономическая функция дензнаков, они в лучшем случае остаются средством внутреннего обращения и платежа. Ни накопления, ни частных инвестиций. Постоянный дефицит еды и промтоваров. И черт с ними! Зато без дозволения вождя мышь не проскочит. На Западе экономика диверсифицируется, модернизируется и на ощупь, через тупики, кризисы и ошибки, ищет новые направления роста. На Востоке совершенствуется технология выжимания и концентрации ресурсов из стагнирующего, а местами даже деградирующего хозяйства и населения. Разница заглушается победным воем до смерти перепуганных газетчиков.

Для понимания реальных приоритетов этого сверхчеловека стоит отметить, что как только хлебная, мясная или железнодорожная неурядица перестает быть источником угрозы для его личного авторитета (оппозиция истреблена, разного рода бухарины, громаны, кондратьевы, фрумкины, чаяновы и прочие вредители стерты в лагерную пыль), так его интерес к теме падает. Дело сделано! Неважно, что в стране бескормица и жилищный кризис, что хлеба и мяса производится меньше, чем при царе, что обвалился демографический рост и железные дороги отстают, — главное, с этих участков опасных известий более не поступает. Сопротивление подавлено. Жить стало лучше, жить стало веселее.

Однако производство по-прежнему буксует. Значит, где-то в недрах наркоматов таятся диверсанты и вредители, с целью подрыва гегемонии. Где? С параноидальным упорством мысль вождя кружит в поисках очередной жертвы. Круги сужаются, и скоро гнездо крамолы выявлено: желдортранспорт! Из-за него все беды. Чем чаще вождь возвращается к подсознательно уже выбранной цели, тем фокусированнее взгляд и беспощаднее формулировки. Рухимович. Бывший бундовец. Меньшевик. Прогнил насквозь. Имеет наглость спорить с самим Сталиным, изменнически требовать закупки вагонных осей и колес, сеять «разлагающий скептицизм», заявлять о нереальности планов. «Вел (ведет и теперь!) гнуснейшую агитацию против практической линии ЦК (вопрос о темпах и т. п.)» — из письма Сталина Кагановичу 4 октября 1931 г.

Короче, гнать мерзавца в три шеи! Жаль, расстрелять пока нельзя — это может плохо отозваться среди членов ЦК. Но скоро… Молотов, хорошо понимающий устройство сталинской психики, сумел, не переча начальству, тихо засунуть Рухимовича поглубже в провинцию, на «Кузбассуголь». С тем чтобы через три года так же тихо вернуть присмиревшего, но по-прежнему толкового работника заместителем Орджоникидзе в Наркомтяж (1934 г.). А после попадания Серго в опалу (тяжпром, несмотря на сталинские разносы, так и не смог дать удовлетворительной продукции) даже доверить Рухимовичу новый Наркомат оборонной промышленности, где того и настигла ничего не забывающая длинная воля вождя. 8 декабря 1936 г. Рухимович назначен руководить оборонпромом, 15 октября 1937 г. арестован, 29 июня 1938 г. расстрелян. Пришла прекрасная пора, которую Руслан Пухов удачно назвал «бодрящей морозной свежестью».

Почему пришла? Во-первых, потому, что к 1937 г. Сталин завершил строительство альтернативного института контроля над партией, новой «опричнины», поставленной над когортой старых большевиков (все «соратники Ленина», реальные конкуренты Сталина в борьбе за статус вождя — троцкисты, зино-вьевцы, бухаринцы, — к этому моменту уже благополучно разоблачены и в основном истреблены). Во-вторых, налицо провал по ключевым направлениям экономической политики, от колхозного движения до индустриализации. Того гляди вождя отстранят или организуют покушение. Надо ударить первым. Кто-то должен за все ответить! На плаху отправляются шеренги директоров-вредителей и недоглядевших за ними чекистов, целые полки заговорщиков-военачальников. Не говоря уже о вечно путающихся под ногами недорезанных интеллигентах. Но главный удар пришелся, как положено, по простому народонаселению. Чтоб сильней трепетало, крепче сплачивалось и ударней трудилось. Затруднять себя выбором точечных целей вождю некогда, да и не пристало. Чистка становится тотальной. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде, «Съезде победителей», в 1934 г., за последующие три-четыре года уничтожены 97. Итого 70 %. Оставшиеся вместе со всем советским народом бурно рукоплещут и гордятся достижениями.

А что с транспортом? Да как обычно. Стоило раздражающему (а значит, вредоносному) фактору в лице Рухимовича исчезнуть из НКПС и утвердиться там послушному А.А. Андрееву с людьми из ТОГПУ, как желдортранспорт в череде сталинских приоритетов откатывается на задний план. Это никоим образом не значит, что дела с путями сообщения пошли на лад. Как раз наоборот! Но сопротивление (или то, что мнилось сопротивлением) полновластию вождя исчезло. Следовательно, проблема решена. Или по крайней мере утратила остроту. Хотя новых дорог как не было, так и нет.

Все рационально — но в весьма оригинальном жанре. Сила нормального государства, признающего право и собственность гражданина, — в экономике, в соблюдении законов, в развитии инфраструктуры и в улучшении жизни граждан. Сила диктатуры в другом — в непререкаемом авторитете и могучей харизме вождя, в бедности и сплоченности покоренных народов, их готовности к Великому походу и самопожертвованию. При чем тут вообще экономика?! Героический эпос и власть важнее. Люди, которые лишены прав, собственности и информации, беззащитны перед мобилизационными технологиями. И это замечательно! А экономика? Да черт с ней, с экономикой! Какая такая экономика оставалась за спиной Чингисхана, Тамерлана, Ивана Грозного? Однако их режимы очень даже неплохо функционировали — до поры до времени. В смысле вели вполне успешную (то есть устрашающую соседей) экспансионистскую политику. Так что Сталину было у кого учиться, глядя на средневековый Восток.