Знание - сила, 1998 № 01 (847)

Догадайтесь сами.

Ольга Балла

• Аза Алибековна Тахо-Годи

Одна из вечных тем — природа образа чужого мира, как этот образ живет внутри нашего собственного мира. Тем более что есть такое «чужое», которое и чужим-то назвать трудно, настолько оно существенно для «своего», принадлежит к самым его основам. Для европейской культуры таким неотъемлемо своим — чужим стала культура античная, греко-латинская.

На протяжении веков она «работала» как система ориентиров, точек отсчета в толще европейской культурной жизни. Так было, по крайней мере, начиная с эпохи Возрождения. Средневековое забвение античности тоже, кстати, не следовало бы переоценивать: у средних веков была своя, растворенная в их плоти память об этом мире. Они помнили его всем множеством живых следов и продолжений. Чего стоит хотя бы одна латынь — язык европейского средневековья, впитавший едва ли не в каждое слово память о мире Рима! Вместе с Возрождением (а Возрождение-то было именно античности!) началось ее сознательное воспоминание, помещение в число первостепенных ценностей. И одновременно с этим неизбежно — безудержное домысливание. Думая, что осмысляет и восстанавливает античность, европейская культура, на самом деле, создавала себя, отходя от античности все дальше. Из идеализаций и домысливаний античного мира выросли целые художественные стили, целые языки говорения о мире в разных своих вариантах, по сути дела, общие для всех стран и областей европейского культурного круга.

• Джакомо Балла.

«Развивающиеся линии + динамические последовательности»

Память о греках и латинянах, знание которых веками принадлежало к самому существу европейской грамотности, некоторое общее их понимание издавна были среди важнейших сил, связующих Европу в реальное культурное целое. Быть европейцем означало — далеко не в последнюю очередь — определять себя по отношению к совокупности изначальных образцов поведения, которые воплощены в памятниках античной культуры. Не случайно ориентация на античное наследие как основу образования — настоящая, сознательная — началась у нас вместе с самим образованием европейского типа: с Петра, с началом усилий войти в европейское культурное, политическое, смысловое сообщество, овладеть языком европейского существования.

С тех пор и в той мере, в какой нам это удалось, мы — европейцы. И значит, не только можем говорить с Европой на одном языке, но и обречены разделять европейскую судьбу: в нас работают силы европейской судьбы.

В той же мере, в какой это удалось нам плохо или не удалось новее, мы глухи и косноязычны (как бывает при недоусвоении любого языка, любой системы смыслов). И обречены на недосущестнование, недоосуществленность в том культурном мире, на языке которого взялись говорить и жить.

Я сознательно не задаюсь вопросом: где у нас при этом свое — свой культурный мир, свой язык осуществления, своя судьба? Разговор об этом завел бы нас непозволительно далеко.

Речь идет сейчас об античности и ее наследии в нашей культуре.

Раз уж мы некогда связали свою судьбу с европейским языком с амо осуществления, деться от этого некуда. И с этим придется считаться. По есть понимание чужих культур, разлитое в воздухе в виде и на уровне общей грамотности, распространенных знаний и представлений разных степеней сложности. И есть очаги, в которых это знание добывается и оберегается,— области профессиональных исследований. Профессионалы хранители огня. Они вновь и вновь уточняют наше знание чужого, очищают его от приблизительности, от (излишних) домысливаний, от превращения в незнание.

Сегодня мы ведем разговор о судьбах античности в русском мире с одним из таких хранителей огня, с Азой Алибековной Тахо- Годи, специалистом по классической филологии, доктором филологических наук, профессором. Многие годы Аза Алибеконна была женой, ближайшим сотрудником и помощником великого знатока античности, последнего крупного русского философа Алексея Федоровича Лосева, и теперешняя ее жизнь — очень во многом продолжение его дела на земле. Кроме того, она — из числа людей, вынесших на своих плечах страшный, длинный XX век. Очень естественно поэтому будет именно к ней обратиться с вопросом: как видится общечеловеческое изнутри ее профессиональных знаний и человеческого опыта?

«Знание — сила»: — Аза Алибековна, очевидно, что мы можем говорить об античном мире, античных смыслах только как люди своего мира и века, носители своих смыслов. А как вы, с вашим профессиональным знанием античного мира, видите изнутри вашего опыта и конца нашего века: может ли что-нибудь сказать античность нам сейчас? Почему это сейчас может быть для нас интересным? И сохраняет ли античность значение эталона, совокупности некоторых ориентиров для сегодняшней культуры?

А. ТАХО-ГОДИ: — Ко мне, наверное, уже более тридцати лет никто специально с этим не обращался. Античность, классические языки, классическая филология... В общем, конечно, очень странно, что кто-то этим озаботился. Может быть, тут речь идет скорее о какой-то моде, охватившей сейчас многих. А мода — явление достаточно поверхностное, хотя, наверное, ее знатоки и законодатели никогда с этим не согласятся. Всегда у них мода выражает сущность человека, раскрывает ее и тому подобное. Поэтому, может быть,- так и нельзя говорить, чтобы не обижать кого-то. Но я понимаю так, что это действительно сейчас модно. Открыли театр, например, гае решили демонстрировать элевсииские, орфические мистерии. Но вряд ли они принимали во внимание книгу профессора Николая Ивановича Новосадского «Элевсииские мистерии», старая книга, еще конца века, или его же книгу «Орфические гимны». Вряд ли им это было интересно. А схватили что-то такое внешнее — вот «тело», «телесная культура», орфические, элевсииские мистерии в голом виде... Оказалось, что театр этот — обнаженной натуры. Появляется множество разных книжек, которые фантастически представляют античный мир. Например, одна книжка о подвигах Геракла чего стоит! И это понятно, наверное: народ настолько неграмотен, настолько, даже если что-то знал, все давным-давно забыл, что можно делать все что угодно.

«Знание — сила». Комментарий. Разумеется, мода неспроста, как бы к ней ни относиться. То, что она поверхностна, даже вульгарна, видимо, это принадлежит к сути моды как культурного явления. Но оттого не менее следует задуматься. Мода, на наш взгляд,— свидетельство, симптом своеобразного культурного «авитаминоза»: она сигнализирует о том, что культуре чего-то не хватает, пусть косноязычно, пусть превратно. Симптом недопонятости античного мира и потребности в понимании.