Знание - сила, 1998 № 01 (847)

• Египет, 2600 год до новой эры

Миф об Эдиле, разгадавшем загадку Сфинкса, всем известен. А был ли Сфинкс придуман греками? Предлагаемый графический ряд зримо связывает прошлое с настоящим.

• Египет, 1900 год до новой эры

А. ТАХО-ГОДИ: — Положение, если по-настоящему говорить, бедственное. Молодое поколение сегодня редко читает подлинники, не всегда знает древние языки, хотя сейчас в школах изучают латынь, а в некоторых даже греческий язык, специалистов мало. То, что делается в провинциальных университетах, это ужас.

Мы это видим по тем людям, которые приезжают к нам на стажировку.

«Знание — сила»: — Очень возможно, что сама история того, как русским культурным сознанием осваивалось античное наследие, особенности этой истории повлияли на сегодняшние наши взаимоотношения с античным миром и на нашу сегодняшнюю неграмотность. Поверхностная мода не случайна: что-то делает ее возможной, что-то в организме культуры этому не сопротивляется. Не сопротивляется и в то же время требует, иначе не было бы никакой моды.

А. ТАХО-ГОДИ: — А как же? Посмотрите, когда все в России начиналось: Славяне-греко-латинская академия — 1668 год; затем была Академия наук — 1722 год; затем Московский университет — 1755 год. А теперь сравните с Западной Европой: Болонский университет был открыт уже в XII веке, это неважно, сколько там было студентов. В XII—XIII веках университеты были уже по всей Западной Европе. У нас все очень поздно начиналось. Вначале даже не было выделено словесное отделение — был философский факультет. Лишь в 1836 году словесное отделение появилось впервые. Потом, в 1850 — историко-филологическое. И уже после этого выделяли отделения классической филологии, истолкованной опять-таки очень широко: там могла быть и западная история, и любая литература — всеобщая, русская и т. д.

«Знание — сила». Комментарий. Судьбу античности в русском сознании очень во многом определило то, что ее сознательное освоение началось чрезвычайно поздно. Оно пришлось на совсем другое, чем некогда у западноевропейцев, историческое, культурное состояние. Нам оказалось нужным очень быстро решить, как, в каких формах справляться с этим чужим опытом. А опыт был чужой, несмотря на то, что мы несли в своих исторических генах, в своей ближайшей и живой памяти Византию — прямую преемницу Эллады. Мы получили в качестве опыта для освоения не просто античность, но античность в западноевропейском ее восприятии. Эго принадлежит к существенным чертам русского образа античного мира: мы учились ему у других и смотрели на него хоть и своими глазами, во многом — через чужие очки. Собственно античные смыслы оказались для нас, поздних учеников, с трудом, если вообще отделимыми от позднейших европейских, за века сросшихся с ними.

А. ТАХО-ГОДИ: — Помимо того, в России бесконечные споры шли о том, что эта классическая филология собой представляет, узко или широко ее надо понимать, заниматься ли только изучением подлинников, изданием их, толкованием, интерпретацией или нужны какие-то идейные обоснования, соединять ли это с историей, с политическими, экономическими учениями. И вообще древние языки — греческий и латинский — что это такое? Для передовых, так сказать, либеральных кругов часто это было реакционно и опасно, так что лучше, может быть, было бы и без этих самых древних языков обойтись. С другой стороны, правительство было очень заинтересовано в их насаждении: древние языки дисциплинировали человека, его ум, выстраивалась определенная система. С их помощью преодолевался хаос, который часто бывает в головах.

«Знание — сила»: — Надо полагать, отношения с классическим образованием уже в прошлом веке были небезболезненны?

• Ассирия, 1000 год до новой эры

• Крит, 700 год до новой эры

А. ТАХО-ГОДИ: — Да, безусловно. В прошлом веке тяжелыми для античности были шестидесятые, семидесятые годы. Все время шла борьба между правительством и передовыми людьми. Поэтому все время то сокращали в гимназиях часы, то, наоборот, стремились расширить. Постепенно элемент «сократительности» стал сохраняться, поэтому, когда иной раз говорят о том, что душили несчастных гимназистов древними языками, это порядочные выдумки.

«Знание — сила»: — Получается, что отношение к классическому образованию было как-то связано с общим состоянием умов, с политической, идеологической атмосферой?

А. ТАХО-ГОДИ: — Да, тенденции зависели очень часто от обстановки общественной, политической. Почему-то всегда нападали именно на античность, ну как же: «уход в прошлое» в то время, когда надо быть передовыми, современными, а тут — подумайте! — до Рождества Христова, да еще язычники вдобавок.

«Знание — сила». Комментарий- Отношениям России с античностью не суждено было остаться вне общей, напряженной идеологизированности интеллектуальной атмосферы XIX века. Это было время выработки исторической судьбы России и разных вариантов отношения к ней, и едва ли не каждый вопрос с особой страстностью того русского века, не исключая и отвлеченно научные, мог переживаться как вопрос непосредственно решающейся судьбы, выбора позиции в ней.

Эта страстность, разумеется, была больше, чем политическая, хотя, конечно, могла принимать и сплошь принимала форму политического социального беспокойства.

«Знание — сила»: — А ведь либеральные круги, по сути дела, оказывались не совсем не правы, когда видели в преподавании древних языков признаки консерватизма? Основания ведь некоторые были?

А. ТАХО-ГОДИ: — Естественно, возвращались к истокам культуры, не каждому, наверное, хотелось к каким-то дальним истокам обращаться, это было достаточно трудно...

«Знание — сила». Комментарий. Разумеется, во всяком тщательном, основательном возвращении к основам, «скрепляющим» формам культуры есть подтверждение их в качестве таковых, а следовательно, известная консервативность. Другое дело, что все это, по тогдашней страстности, очень преувеличивалось, делалось одним из орудий социальной политики, если не социальной борьбы. Всякое действие в культуре неизбежно обрастает слоями «побочных», вроде бы чуждых ему смыслов, и они становятся в пределах данной культуры его собственными. Это неизбежно влияет на его облик и на его историческую судьбу. Можно себе представить, что эта политизированность отношения не пошла на пользу предмету.