Знание-сила, 2007 № 11 (965)

Уважаемая редакция!

На даче своих родителей нашла номера вашего журнала. Стала читать, увлеклась. Поэтому обращаюсь к вам с вопросами, знаю — ответите. Меня мои французские туристы часто спрашивают, что значит Белоруссия? Для них белые русские — это эмигранты после Гражданской войны. Вообще что это за государство, что за язык у них — все мои знакомые ответить мне не могут. Обращаюсь к вам, теперь уже в мой журнал.

С уважением, Наталья Новикова, Москва.

Юрий Борисенок

* С этой темой на радио «Эхо Москвы» выступал кандидат исторических наук Юрий Борисенок в передаче «Не так!», которая проходит совместно с нашим журналом. Это — письменная версия его выступления.

Перед глазами у меня — «Этнографическая карта белорусского племени», составленная в 1903 году знаменитым языковедом и этнографом Евфимием Федоровичем Карским. При советской власти его называли «черносотенным академиком». Этот самый «черносотенный академик» в 1903 году получил от будущего министра внутренних дел, а тогда виленского генерал-губернатора Петра Дмитриевича Святополк-Мирского 500 рублей. Их он потратил на путешествия по этнографическим границам белорусского племени. Чтобы не писать о них по чужим исследованиям, сам проехал, сам обследовал все города и деревни и очень подробно все описал. Во взглядах своих он придерживался западнорусского направления, по убеждениям был крайне благонамеренным. Где ему казалось, что племя это великорусское, он и писал «великорусское племя», где сомневался, писал о причинах своих сомнений.

Поскольку он — известнейший языковед, то, естественно, пользовался языковой методикой, учитывая, конечно, и национальную одежду, сохранившуюся в деревнях, и обычаи, и обряды.

Что же мы видим на этой карте? Бреста там нет. Брест — в этнографических границах украинского племени. Зато мы видим Вильно, Двинск, Себеж, Невель, небольшой кусок даже Тверской губернии. Естественно, Смоленск, Духовщину, Дорогобуж, Ельню. И далее вплоть до Стародуба и окрестностей Новгорода Северского. Именно так этнографическая карта, созданная в 1903 году выдающимся специалистом, представляла реальную картину расселения белорусского народа.

Проблему со Смоленском решала советская власть. И конкретно — Ленин и Свердлов. Это случилось уже в 1918 году, и имелась тому вполне понятная геополитическая причина. Когда советское правительство пребывало в Петрограде, принадлежность Смоленска была вопросом достаточно второстепенным. Когда же советское правительство переезжает в Москву, а независимое Польское государство начинает «наращивать мускулы», Смоленск определяется как принадлежность буферного государства БССР, а именно как буферное оно и замышлялось, и никак иначе. Смоленск и стал первой столицей первой Советской Социалистической Республики Белоруссии, созданной 1 января 1919 года.

Это был ответ на созданную 25 марта 1918 года так называемую БНР, Белорусскую Народную Республику. Обе — химерические фантомы, которые никогда в реальности не существовали как государственные образования. И границы очень похожи, то есть практически это та же этнографическая карта «черносотенного академика» Карского. Очень большая площадь, но кто же им даст реально в ней воплотиться?

А затем, все в том же январе 1919го, происходят совершенно анекдотические события. В территорию БССР включаются еще три уезда Смоленской губернии, которых академик Карский туда не включал, — Вяземский, Сычевский и Юхновский.

Буквально на следующий день принимается историческое решение — вместо Белорусской республики создать так называемый Литбел, где нет не только Смоленской губернии, но и губерний Витебской и Могилевской. Ленин в разговоре с наркомом финансов Белорусской республики Рейнгольдом цинично заявил, что их можно оставить и в Российской Советской Федеративной Социалистической Республике. И вопрос был снят.

Вскоре началась настоящая игра «в границы». Потому что когда завязалась советско-польская война и Красная Армия с товарищем Сталиным в обозе (наркомом по делам национальностей) проникла в пригороды Варшавы, а затем стремительно покатилась назад в результате «чуда» на Висле, встал вопрос, как это пространство разграничить.

Разграничение уже шло де-факто с конца XIX века. Но как? На православную и католическую области. После польского восстания 1863-1864 годов этот процесс был удобен обеим сторонам. Империи было выгодно создать очаги стабильности и безопасности в духе политики небезызвестного умиротворителя Северо-Западного края Михаила Николаевича Муравьева. А что такое Северо-Западный край? В него включались помимо губерний Виленской и Гродненской еще и Витебская, Могилевская, Минская. Потом Витебская, Могилевская, Минская начали отпадать, но все-таки была большая опасность, что «польский элемент» начнет опять свои интриги, начнет бушевать пуще прежнего и возмущать стабильность империи. Поэтому негласно с конца XIX века проводится очень интересная политика: в тех краях, где значительную часть населения представляют католики, в этих районах, в том числе и в нынешней Западной Белоруссии, начинают строить очень красивые костелы. И десятки тысяч крестьян переходят из православия в католичество.

На всей остальной белорусской территории преобладает православие. Таким образом, происходит своего рода размежевание на религиозной основе, а в результате — исчезновение белорусов. Недавно вышла интересная книжка краковского филолога Александра Фьюта «Беседа с Чеславом Милошем». Чеслав Милош был, как известно, уроженцем Вильно, как говорят белорусы, «тутэйший». Психология у него была в значительной степени местная, и он жил в межвоенный период в Вильно, где должно было быть много белорусов, а их он там не видел, кроме как на сцене, когда исполнялись народные песни. Но когда очаги нестабильности вспыхивали в этом межвоенном польском государстве, их инициировали как раз белорусы, которые устраивали с помощью советской власти, как пишет Милош, самую настоящую герилью.

Таким образом, на волне политических изменений сформировался своеобразный географический регион из губерний Витебской, Минской, Могилевской и Смоленской, единый в экономическом, хозяйственном, физико-географическом и этнографическом отношениях. Это было очень выгодно Российской империи, потому что регион по сути своей был православный, польский элемент там был минимален. Но перспективы собственно белорусов к концу XIX века оказались крайне сомнительны, и вот почему. Белорусы-католики неуклонно должны были становиться поляками — они себя и считали поляками, хотя говорили по-белорусски. Когда к ним обращался «черносотенный академик» Карский, они говорили: «Ну, мы панскую мову еще не выучили». А присутствие белорусов в православной части, то есть в этих четырех губерниях, держалось, по существу, на отсутствии достаточного количества хороших начальных школ. Земства в Витебской и Могилевской губерниях появились только в 1911 году, при Петре Аркадьевиче Столыпине. В Смоленской же губернии они были, и там процессы естественной русификации шли очень быстро. По статистике если в 1860-х годах XVIII века белорусов находили и на западных окраинах Вяземского уезда, то уже к началу XX века — только восточнее Смоленска, около Дорогобужа, по той самой границе академика Карского. Ситуация складывалась стремительно. И если бы усилия императорского правительства по созданию значительного числа школ для народа увенчались успехом, то никаких белорусов уже в 1920 году не было бы вообще.