Знание-сила, 2006 № 07 (949)

Сравнение семей А. С. Пушкина и А. Гитлера, с которого начинаются эти заметки, само по себе близко к кощунству. Но есть и серьезное объективное отличие между этими семьями. Все предки великого поэта, жившие примерно за сто лет до его рождения, хорошо известны. Все они принадлежали к культурному слою общества. С предками фюрера все обстояло совершенно противоположным образом.

А теперь задумаемся: возможно ли в наши дни образование подобных семей? Размышления на эту тему могут привести к печальным выводам. Теперь благодаря усилиям генетиков все культурные люди знают, чем и почему опасны близкородственные браки. Поэтому в наши дни в высшей степени маловероятно, чтобы в культурной среде сложилась бы семья, с генетической точки зрения схожая с семьей родителей А. С. Пушкина и тем более с семьей Ч. Дарвина.

Правда, в заинтересовавшей нас статье из "Химии и жизни" приводятся данные об относительно большом проценте близкородственных браков во многих европейских столицах, хотя и существенно меньшем, чем в сельских местностях. Но эти данные нуждаются в уточнении. Во-первых, нас интересуют не сами семьи, а дети, рожденные в этих семьях. Вполне правдоподобно, что культурные люди могут вступить в близкородственный брак, но при этом воздержаться от деторождения. Вспомним, например, про А. Эйнштейна, который вторым браком был женат на родственнице, но детей от этого брака не было. Во-вторых, в наше время в европейских столицах проживает множество выходцев из самых отдаленных уголков земного шара. Вполне возможно, что именно за счет них и образовался этот загадочный процент.

Так что если допускать наличие причинно-следственной связи между уникальным интеллектом А. С. Пушкина и генетическими и социальными особенностями семьи его родителей, то следует признать вполне логичным уменьшение вероятности появления подобных гениев в наши дни.

А если допустить возможность причинно-следственной связи между особенностями интеллекта А. Гитлера и социально-генетическими особенностями семьи его родителей, то можно прийти к еще более печальным выводам. Поскольку, судя по информации о близкородственных браках, существует множество семей, схожих по своим социальногенетическим данным с семьей родителей А. Гитлера. Такие семьи могут проживать не только в отдаленных сельских местностях, но и в европейских столицах. Так же, как семья родителей А. Гитлера, которая проживала в городе, куда она занесла свою опасную комбинацию генов со своей "малой родины".

Причем не исключено, что в некоторых богатых нефтью и другими ресурсами районах в близкородственные браки и в наши дни вступают отнюдь не только представители социальных низов. Можно вспомнить, что иракский Саддам Хусейн был женат на своей двоюродной сестре. А когда он стал диктатором, одним

из первых лиц в Ираке был его двоюродный брат и зять Хусейн Камель Хасан ал ь-Мадж ад. Первая жена Усамы бен Ладена состояла с мужем в более или менее близком родстве. Так что, если допускать какую-то роль генетических причин в появлении "феномена Гитлера", то на основании данных о близкородственных браках следует опасаться появления в наши дни потенциальных если не гитлеров, то мини-гитлеров. То есть людей, совершенно аморальных, патологически жестоких и обладающих сильным логическим мышлением. Причем кое-кто из них мог бы в молодости пользоваться поддержкой со стороны богатых и влиятельных родственников. А учитывая, что А Гитлер начал активную политическую деятельность примерно в тридцать лет, то по аналогии нам следует, желая знать ситуацию на сегодняшний день, интересоваться данными о межродственных браках тридцатилетней давности.

В XIX веке в Европе человек с "анкетными данными" А. Гитлера не мог высоко подняться по иерархической лестниие. Что было в XX веке, все хорошо знают. Что может произойти в XXI веке, заранее сказать трудно. Но создается впечатление, чго в наши дни мир стал еще менее устойчивым. Мини-гитлеры могут, например, захватив власть в небольшом государстве, с помощью бактериологического оружия угрожать обширным регионам. Другие минигитлеры, встав во главе экстремистских политических партий, мафиозных структур и прочих антиобщественных формирований, могут быстро вызвать кризис в самых процветающих государствах.

Так что желательно, чтобы ученые побыстрее разобрались, действительно ли инбридинг "иногда способствует рождению людей, выдающихся по своим интеллектуальным качествам". Потому что хотелось бы знать, действительно ли следует ожидать резкого уменьшения вероятности появления потенциальных Пушкиных и сохранения вероятности появления потенциальных гитлеров.

Андрей Левандовский

Царствование Александра I в России —так до сих пор до конца и не понятое время. Я бы сказал, что это была первая серьезная и добросовестная попытка привести Россию в соответствие с теми идеями, которые здесь жили и развивались. А идеи были самые разнообразные, подчас несовместимые друг с другом. С одной стороны — крепостничество, рабство, жизнь человека ничего не стоила, его можно было забить до смерти, продать, подарить. А с другой — идеи европейского Просвещения, которые начал внедрять еще Петр, и ко времени Александра I можно было уверенно сказать, что идеи эти прижились, российская элита впитала их, живет ими, а ведь там во главу угла ставилась человеческая личность с ее неприкосновенностью и уникальностью.

Как совместить одно с другим? Разрыв между народом, массой крепостных и дворянской элитой был катастрофическим: они говорили на разных языках в буквальном смысле слова. Было два мира, два социума. И Александр сделал попытку привести в соответствие идеи Просвещения и реальную русскую жизнь. Потихоньку, но добросовестно, нащупывая какие- то ходы, не увлекаясь ни фразеологией, ни слишком смелыми действиями. Дня меня, как для историка, поиски нового очевидны, и, по-моему, они были совершенно искренни.

Сказать это очень важно, потому что об Александре I всегда будут спорить. Причем не так, как, скажем, о Николае I или об Александре II, тут ясно: государственные деятели, самодержцы. А в Александре много загадок.

Лагарп — его учитель, и я затрудняюсь привести другой пример, где учитель так повлиял бы на ученика. Где то, что говорилось, было воспринято не за страх, а за совесть.

Есть очень любопытные страницы мемуаров Чартерыйского, написанные через пятьдесят лет после описываемых событий. Лагарп был уже отправлен из России, Александр остался без него — это самый конец правления Екатерины. Надо сказать, что Чарторыйский — человек очень холодный, сдержанный, и то, что он рассказывает, ему совсем не свойственно. А пишет он о тайном свидании, которое у него было с Александром, где Александр, еще совсем юный, исповедовался ему. Ничего особенно умного Александр не сказал, но это было невероятно искренне. "Я люблю свободу, — говорил Александр, — я желаю дать нашей стране положительные законы, я хочу освободить Польщу, установить ее независимость. Я сделаю все, чтобы наши народы были счастливы. Ну, и добившись этого, я, конечно, удалюсь под сень струй, с любимой женой..." Все это так по-юношески, даже по- детски. Но меня в этих строках всегда поражало ощущение искренности, искреннее желание сделать то, что сказано.