Знание-сила, 2006 № 06 (948)

Секретарь с тихим шуршанием развернул очередное послание и прочел:

— Бьют челом дворовые люди Аксаковых. Просят освободить от тиранства господ, кои их бьют и истязают, умучив трех человек до смерти.

Павел испепеляюще посмотрел на секретаря:

— Экая дерзость! Жаловаться на господ! С порядком и законом несовместима эта просьба. Потому поступить по указу моему, челобитчиков, как закостенелых злодеев, бить кнутом и отправить на вечное жительство в сибирские города.

— Доброжелатель пишет: на ярмарках и торжищах в балаганах устраивают представления, подрывающие устои государства, как-то: высмеивают чиновников, священнослужителей и даже генералов. Надобно запретить эти возмутительные зрелища.

— Как умно и благонадежно! — восхитился Павел. — Сразу видно — здравомыслящий человек. Но перестарался от усердия, перестарался. Мы не Азия какая. Повелеваю впредь для устроения прочности на всех зрелищах присутствовать частным приставам. Читайте дальше.

После этого и произошло то досадное недоразумение, которое навсегда пресекло единение императора с народом. На белом поле следующего прошения крупным почерком с возмутительными завитушками было выведено всего одно слово: "Дурак".

Секретарь запнулся и побледнел.

— Что же ты, читай!

— Не могу, — сотрясаясь всеми членами, с трудом вымолвил секретарь. — Не могу, ваше величество, язык не поворачивается.

Павел вскинул брови. Непослушание? Рука привычно потянулась к оттопыренному буклей уху секретаря. Потрясенный секретарь принял сей жест как поощрение и вложил дерзкое послание в руку императора вместо своего уха. Павел приблизил бумагу к глазам и, шевеля кирпичными губами, несколько раз перечел написанное:

— Кто дурак? — наконец произнес он.

— Не могу знать, ваше величество, — пролепетал секретарь.

— Я спрашиваю, кто дурак?!

Последовала немая сцена.

Приказ был на редкость короткий и энергичный: "Сыскать мерзавца". Архаров в припадке верноподданнического чувства усилил его: "Сыскать мерзавцев". Поручик Засекин, поставленный с капральством в засаду около желтого ящика, понял его так: хватать всех и не выпускать. В течение дня было выловлено двадцать человек разного звания, осмелившихся опустить бумаги в ящик.

О захвате "мерзавцев" было доложено Архарову. Генерал-губернатор, вникший во все обстоятельства дела, подробно доложил о розыске императору, после чего был изгнал из кабинета с великим шумом. Нужно было понять, что множественное число мерзавцев никак не устраивало Павла, поскольку могло означать заговор, что, при всеобщем обожании императора, было невозможно. Изгнанному Архарову приказано было вскрыть послания всех арестованных на предмет выявления предосудительных мыслей. Перепуганный и сбитый с толку генерал нашел предосудительное во всех двадцати прошениях. Челобитчикам ставилось в вину: оскорбление его величества — двое в слове "величество" букву "в" написали недостаточно крупно, то есть без должного уважения и почитания. В одном из прошений в окончании отмеченного слова стояла подозрительная клякса, в которой бдительный Архаров усмотрел намерение наплевать на императора. Многие осмелились критиковать существующий порядок: рукоприкладство, казнокрадство, мздоимство, что, по разумению генерал-губернатора — если было сделано умно и по чину, — вовсе не могло быть преступлением.

Только одно письмо вызвало затруднение у Архарова, поскольку представляло собой лист чистой бумаги. Но после здравого размышления и оно было занесено в разряд подозрительных, ибо само намерение взяться за бумагу достойно осуждения.

Второй доклад Архарова по делу о дерзком послании не развеял тяжелых мыслей Павла о человеческой неблагодарности. Но зато по докладу последовало четкое указание: сличить почерки задержанных с преступным письмом на предмет выявления мерзавца.

Архаров, не откладывая дела в долгий ящик, продиктовал арестованным два разоблачающих слова: "1осударь" и "дурак". Фраза вызвала шум, замешательство и даже некоторый протест, решительно пресеченный бравым генералом потоком брани и угроз. Однако оказалось, что двенадцать из двадцати задержанных вообше не умели писать, воспользовавшись услугами пронырливых стряпчих. Остальные писали непохоже. Архаров растерялся. Он с трепетом ждал вызова к Павлу, но события опередили его. Когда император заглянул вечером в ящик, он нашел новое письмо, полное дерзкого свободомыслия и вызова. На этот раз оно было более многословно: "Точно — дурак".

Павел I был вне себя. Архаров был изгнан из кабинета и отправлен прозябать в Москву. Поручик Засекин разжалован. На утреннем разводе батальон Измайловского полка за отсутствие провинностей был поставлен на два часа во фрунт. Петербург, чутко ловивший настроение императора, задул свечи на час раньше предписанного времени. Но справедливость, несмотря ни на что, торжествовала. Двадцать невинно задержанных просителей были биты розгами и отпущены на волю.

Император метался по кабинету. Пятнадцать шагов вперед, кругом, пятнадцать шагов назад. Павла душило справедливое негодование: ему нанесли не просто личное оскорбление. Замахнулись на нечто святое — его систему. Муштра и строгий порядок - лучшее крепительное от революционного буйства. Король Людовик оттого потерял голову, что пренебрегал этим рецептом. Вышагивая по плацу, революцию не сделаешь, выполняя государевы указы, смуту не учинишь. Но кто-то осмелился не подчиниться его системе, критиковать ее. Это уже слишком. Найти и наказать! Найти и подчинить! Пятнадцать шагов вперед, кру-гом, пятнадцать — назад. Наказание — закономерное проявление его системы, торжество порядка над беспорядком. Найти во что бы то ни стало! Самому!

...Порывистый ветер с Балтики срывал с туч слезинки дождя. Пахло невской сыростью и почему-то... клопами. Промерзший Павел, укутавшись в шерстяной плащ, стоял в будке и изредка посматривал в сторону ящика — не крадется ли кто?

"Экое пакостное место, — подпрыгивая с ноги на ногу, размышлял император. — Вчера тепло, сегодня холодно. Не перенести ли столицу в Тавриду? Там теплее. А здесь? Сама погода своим буйством и непокорством предрасполагает к анархии и предосудительным мыслишкам. Пожалуй, надо выглянуть... никого! Дурак! Я покажу ему, кто из нас дурак. Кто-то крадется? Показалось. Положительно, надо перенести столицу в благонадежное место..."

Утром, прежде чем отправиться на покой, осоловевший Павел заглянул в ящик. На дне, пугая белизной, лежало послание. Императора бросило в холод. Мучаясь дурным предчувствием, он растворил пакет и прочел: "Ну и дурак!"

"Как прозевал, когда?! — в смятении подумал Павел. — Что скажут подданные?"