Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Что же такое вторичная урбанизация, если отойти от вредной привычки указывать пальцем на отдельные предметы (клубы, спортивные центры и центры развлечений, очеловеченный "партер" внутри сегодняшней застройки и т.п.) и обратиться к целеполагаемым свойствам?

Конечно же, это повышение неоднородности городской среды: нет Города без его центра, самой своей специфичностью противостоящего всему прочему. Дело не в зданиях как таковых, а в формах активности, в "повышенности температуры" человеческой деловой и досужей деятельности. Центр — это там, где, словами Хемингуэя. чисто и светло. Где людно. Где приятно "просто быть". Центр противостоит остальному городу так, как праздник противостоит добротным, наполненным смыслом будням. Это — главное, детали здесь несущественны. Река противостоит холму, квартал — кварталу, район — району, сквер — скверу, как противостоит личность личности. Иначе нет неоднородности (это свойство почти утратил Париж после реконструктивной деятельности префекта Османа в середине XIX века; его замечательно сохранил Лондон, поглощавший самостоятельные районы, "боро", при сохранении их лица), нет существенного различия между поворотом направо и налево, движением по прямой и зигзагом. Там, где повезло, где неоднородность унаследована и еще не убита торопливостью вторжения нового, развить и усилить ее легче. Там, где ее сегодня нет, она тоже потенциально есть и может быть пророщена. из того, что топографы именуют местными предметами, из деятельности людей, если и с местными предметами не повезло.

Нет города без ощущения повышенной плотности, насыщенности пространства предметами, движением, действием по сравнению с тем, что не город. Город — скульптура, внутри которой живут. Масса в нем довлеет над пустотами. Конечно, обеспечить солнечный свет и воздух при плотной застройке труднее, чем при рыхлой, но "труднее" не значит "невозможно", а "легче" не значит "лучше". Маленькие парки, на которые внезапно выходишь из массива кварталов в том же Лондоне, подобны улыбке, нечаянной радости; крупный парк становится большим, как мир, если ему противостоит мир камня. Огромный опыт всемирного города доказывает, что сад в городе и город в саду куда удобнее и выразительнее, чем утопия города-сада, столь легко оборачивающаяся городом-пустырем.

Нет города и без связности всех его элементов в единое целое, но речь не о транспорте, нс о прямых, утилитарных, жизненно необходимых и потому самоочевидных вешах. Речь о путях человека через массив города. О путях детей и путях подростков, путях влюбленных и путях глубоко задумавшихся, путях животных, без контакта с которыми человек расчеловечивается с необыкновенной быстротой. Речь о путях для взора, сопрягающего характерные ориентиры, отыскивающего характерные границы, все время

убеждающего человека, что он в Городе. Связность — это когда городскую среду можно склонять: у моста, на мосту, под мостом, за мостом; на углу, за углом; на перекрестке, за перекрестком...

Поистине можно составить энциклопедию свойств городской среды, и каждое из этих свойств — не проблема, а задача, потому что в общем-то хорошо известно, как ее надо решать. Известно из умных книг, которые писали и Кевин Линч, и Кристофер Александер, и Андрей Бунин, из книг, которые пишут и сегодня. Известно из опыта, воплощенного во множестве прекрасных городов мира. Сложность, однако, в том, что энциклопедия свойств еще не создает Города. Сами эти свойства —лишь следствия, лишь проявления той силы, что производит на свет Город. Приписываемый Лао-цзы, насчитывающий два с половиной тысячелетия текст "Дао дэ цзин" помогает приблизиться к ответу на вопрос, подвешенный в начале статьи: "Тридцать спиц соединяются в одной ступице (образуя колесо), но употребление колеса зависит от пустоты (между спицами). Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них. Пробиваются двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нем. Вот почему полезность (чего-либо) имеющегося зависит от пустоты".

Возможно, Лао-цзы и впрямь имел в виду пустоту, но, скорее, все же форму пустоты, идею формы, чувственное выражение идеи формы, побеждающей пустоту. Идея Города как формы есть непременно чувство города Чувство делает поселение городом, чувство осмысленного гражданства у его обитателей, у выборных властей, представляющих интересы обитателей через это чувство. Поскольку же речь идет непременно об осмысленном чувстве Города, которое можно попробовать помочь его жителям развить в себе, но нельзя надеть на поселение, как хомут или хотя бы ~ крахмальный воротничок, естественно завершить статью строками такой же, как "Дао дэ цзин". давности:

Время настало для дел.

В мудрой жизни город нуждается.

Весь он ждет коренной перестройки.

Аристофан. Законодательницы.

Ольга Балла

Если взяться перечислять людей, которые лучше и полнее всего воплощают дух журнала "Знание — сила" и без которых этот журнал не представим, Вячеслава Глазычева просто необходимо назвать в числе первых.

Его было бы необходимо назвать, даже если бы он у нас не работал (к счастью, работал: в начале семидесятых занимался графическим дизайном журнала). Более того, он заслуживал бы этого, даже если бы никогда ничего в "Знание — силе" не печатал, правда, тогда его следовало бы немедленно уговорить. Но и тут повезло: Глазычев печатался у нас с того же начала семидесятых и, на мой взгляд, оказался среди тех, благодаря кому в журнале той эпохи сложилась совершенно неповторимая "оптика" видения предметов. О каких бы предметах ни шла речь — от астрофизики и географии до археологии и лингвистики. Хотя сам Глазычев ...а кто он, собственно?

Архитектор? Разве что по исходному образованию (Московский архитектурный институт) и по некоторым из официальных занятий. Искусствовед? Своя правда есть и в этом — за диссертацию о культурном потенциале города Глазычев получил степень доктора искусствоведения. Но опубликованная у нас статья о природе и художнике — столь же искусствоведение, сколь и история смыслов и их воплощения.

Так, может быть, историк? Не ошибемся и тут. Вот 1980-м, в очередном сборнике "Випперовских чтений", он опубликовал статью "Античная система расселения: Переживание ойкумены". История это? Архитектура? Психология — раз уж "переживание"? В самом начале статьи говорилось: "...нас будет интересовать не столько группировка больших и малых поселений в те или иные время-пространственные фигуры, сколько осознание единства и расчлененности античного мира в указанных временных границах". Смысловая география? Биография идей? "Империя.., — писал Глазычев четверть века назад, — была наконец раздавлена собственной переусложненностью. В конце концов вернувшись к полицентризму, от которого пыталась отрешиться, она — пусть сложным путем — передала нам память переживания Ойкумены как мира людей, мира- для-людей. И эта именно память, сто раз умирая и воскресая в европейской истории, перешла к нам в наследство как основание экуменической идеологии, как идея экосистемы".