Знание-сила, 2005 № 03 (933)

Здесь мы подошли к объяснительной парадигме современной историографии сталинского периода российской истории. Коротко ее можно выразить так: да, были репрессии, ГУЛАГ и т.п., но зато было построено сильное государство, проведена модернизация страны. Интерпретация всех остальных событий этого периода подчиняется идее сталинского великодержавия. Читаем у Невежина: "Во второй половине 1930-х — начале 1940-х годов советская промышленность претерпела коренную модернизацию, направленную на превращение СССР в мошную индустриальную державу и на повышение ее оборонного потенциала". Под эту модную сегодня идею великодержавия подверстываются все остальные авторские интерпретации. Вот как, например, Невежин пишет о начале Второй мировой войны: "1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу, и в Европе начались боевые действия, которые вскоре переросли во Вторую мировую войну. 17 сентября Красная Армия перешла границы Польши с востока и вступила на территории Западной Украины и Западной Белоруссии". Ссылка дана на "Известия" от 22 сентября 1939 года, то есть Невежин полностью принимает сталинскую интерпретацию этого кардинального события советской истории. И, конечно, он не готов признать агрессивность сталинской внешней политики накануне войны и после нее. Для него такая политика есть не что иное, как "наличие у И.В. Сталина твердого политического прагматизма в международных делах. Это качество он продемонстрировал, когда СССР подписал договоренности с нацистской Германией от 23 августа и 28 сентября 1939 года и приступил к разделу "сфер государственных интересов" в Восточной Европе".

Невежин не просто уважает Сталина, как уважал его Симонов. Он очарован им, подобно академикам А.Н. Баху, И.П. Бардину, летчикам и другим, присутствовавшим на сталинских застольях и оставивших свои воспоминания. Он заставляет и читателя смотреть на Сталина сквозь призму их восторженных свидетельств. Ему нравится апологетическая статья Бухарина, которая цитируется без всякого источниковедческого комментария, отмечается, правда, слишком "эмоциональное описание кремлевского приема 2 мая 1935 года". Чтобы обратить внимание читателя, он ставит в скобках sic! "Весь зал, согласно описанию Н.И. Бухарина, в едином порыве поднялся с места и, точно электрический ток, пронизал все души: "...снова бушует горячий океан любви и гордости, верности и преданности, омывающий своими волнами фигуру славного победоносного полководца работников нового мира..." Поистине экзистенциальная картина предстает перед читателем, когда Н.И. Бухарин передает апофеоз грандиозного действа, развернувшегося в Большом Кремлевском дворце: "Подымается с места вождь, за ним идут его соратники: члены ЦК и правительства обходят все залы... Десятки рук тянутся к Сталину. Они подымают его на стол (sic! — В.Н.) сперва в одной, потом в другой, потом в третьей зале, ибо необозрима масса бойцов". С большим пафосом Н.И. Бухарин изобразил момент общения вождя в Кремле с участниками первомайского парада: "Бойцы теснятся вокруг него (Сталина. — В.Н.). точно хотят физически прикоснуться к нему, почувствовать всю силу того мощного заряда ума, энергии, воли, которые излучаются во все стороны от этого удивительного, горячо любимого человека. Человеческие волны подхватывают его..."

Известен рассказ о том, как советский актер Б. Андреев, приглашенный на один из сталинских приемов, после этого шепотом делился своим впечатлением о Сталине с М. Бернесом: "Марик, это очень плохой человек..." В условиях информационной блокады и массированной пропаганды такое понимание личности Сталина можно рассматривать как значительный шаг вперед. На подобное движение мысли были способны далеко не все интеллигенты 1940-х годов. Баткин пишет о Симонове, у которого с 1954 года в кабинете висел портрет Сталина. В сегодняшней России число почитателей Сталина, живущих с его портретом, все прибавляется и прибавляется, среди них немало и молодых людей.

Однако перед нами — профессиональный историк (далее из составленной им справки на обороте книги), "доктор исторических наук (2000 г.), ведущий научный сотрудник Центра по изучению отечественной культуры Института российской истории РАН. Член редколлегии журнала "Отечественная история". Автор монографии "Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии "священных боев", 1939 — 1941 годы (М., 1997; польские издания: 2000, 2001). Составитель сборника "Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера?" (М., 1995). Участник многих международных научных конференций в России и за рубежом. Публиковался в периодических изданиях и сборниках статей в России, Беларуси, Украине, Польше, Великобритании, США". Нельзя отрицать и тот очевидный факт, что В.А Невежин провел большую работу по подготовке настоящего издания. Книга "Застольные речи Сталина" — плод его многолетней работы по выявлению речей Сталина, их сравнению, комментированию, установлению авторства стенографов и синхронистов. Все это, безусловно, важно. Но какова концептуальная позиция автора? Как он относится к Сталину, как смотрит на него из 2003 года, спустя 50 лет после его смерти?

Надо признать, что одного замечания, что Невежин, как и Симонов в 1970-е, уважает Сталина, здесь недостаточно. Необходимо квалифицировать подобный взгляд историка на Сталина, потому что он присущ не только Невежину. Это характерная черта современной историографии сталинского периода российской истории. Труднее найти исключения. Если называть веши своими именами, то приходится констатировать, что такой взгляд на Сталина, какой продемонстрировал историк Невежин, — эго взгляд "снизу вверх", а точнее, лакейский взгляд.

К науке такой подход отношения не имеет. "Качественного прорыва к осмыслению сложной и неоднозначной фигуры Сталина", на что претендовал Невежин. не произошло и не могло произойти при таком взгляде на диктатора. Прорыв произошел в 1989 году в статье Баткина, но остался незамеченным Невежиным, потому что такой взгляд на Сталина не согласуется с поддерживаемой сегодня российской властью идеей великодержавия. Современные историки, как и во времена Сталина, продолжают служить Власти. Отсюда этот лакейский взгляд на вождя, скрывающийся под так называемым объективистским подходом. Вслед за Баткиным приходится повторить: "Это сталинизм, увы. Не грубо политический, а связанный с жизнеощущением, то есть самый глубокий". Диагноз не изменился и спустя 15 лет.

Продолжение следует

Борис Саката

Кессельринг А. Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего Рейха. Пер. с англ.

Л.А. Игоревского. М.: Центрполиграф, 2003