Знание-сила, 2004 № 12 (930)

"Думаю, благотворительность — это естественный путь для многих бизнесменов, размеры бизнеса которых вышли за масштабы семейного". Так считает Д. Б. Зимин. Если эта позиция станет общепринятой для отечественных предпринимателей, Россия сможет преодолеть нынешние трудности.

Игорь Харичев

Александр Горянин

Парик улица Санкт-Петербург, рядом — вокзал Сен-Лазар. С1917 по 1925 год только через вокзалы Парижа прошли сотни тысяч эмигрантов из России.

На стыке веков как-то незаметно приоткрылась завеса над одним из главных Божьих замыслов, связанных с нашим отечеством. Физические границы России начала Первой мировой войны ужались в два приема и на нескольких направлениях для того, чтобы почти до пределов ойкумены расширились границы Всемирной России. Еще никогда в истории столь большое число людей русской (или в значительной мере русской) культуры не жило за российскими пределами — в Ближнем и Дальнем зарубежье.

Вот уже скоро век разворачивается великий исторический проект Всемирной России — страшно долгий по меркам человеческой жизни, хотя в масштабах неведомого нам замысла едва завершена его начальная стадия. Но он уже есть — в разной степени готовности, — русский плацдарм за пределами России: плацдарм человеческий, культурный, языковой, информационный, коммуникационный, экономический, финансовый, организационный и политический. Наши зарубежные соотечественники, сознают они это или нет, — агенты и посланцы России (не "Кремля", а именно России).

Это и сегодня мало кому понятно, что уж говорить о свидетелях нулевого цикла, когда тектонической мощи силы рвали на части целые империи и казалось, что в броуновом движении масс, в потрясениях и муках навсегда гибнет красота жизни. Даже и разгадай эмигранты первой волны великий замысел, едва ли бы они утешились. Их утраты были слишком невыносимы для частной жизни человека. Но не зря фильм назван именно так. Это самое верное название из возможных.

Вера Александровна Рещикова (Угримова).

Фото из архиве Н. Бруни и А. Сарабьянова

В сентябре 1922 года была выслана с семьей на печально знаменитом "Философском пароходе". Жила в Берлине,, в Париже. После войны вернулась в СССР. Известна своими прекрасными переводами трудов выдающегося религиозного философа Владимира Николаевича Лосского на французский язык.

Данные заметки — не рецензия на пятисерийный телефильм "Не будем проклинать изгнанье" (сценарий ML Демурова, В. Костикова и В. Эпштейна, постановщики М. Демуров и В. Эпштейн), показанный каналом "Россия" в последних числах апреля 2004 года, это размышления, вызванные им.

Призыв не проклинать изгнанье — цитата из статьи В. Сирина (так тогда подписывался Владимир Набоков) "Годовщина", написанной к десятилетию большевистского переворота для берлинской эмигрантской газеты "Руль" (18 ноября 1927 года). Набоков писал: "Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной невидимой России, которая незримо окружает нас, оживляет и поддерживает, питает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и никакой силы, кроме нашей совести <...> Не будем проклинать изгнанье. Будем повторять в эти дни слова античного воина, о котором писал Плутарх: ночью в пустынной земле, вдали от Рима, я разбивал палатку, и палатка была моим Римом".

Сын великого философа Лосского Борис Николаевич Лосский был выслан из России с семьей на "Философском пароходе". В эмиграции стал крупнейшим искусствоведом, почетным академиком; кавалером высших орде нов Франции. Он — автор многих научных трудов и замечательных мемуаров о жизни русских эмигрантов на чужбине.

Последние годы жизни провел в Русском доме в Сент-Женевьев де Буа, где ранее жил и умер его отец Н.О. Лосский. Сфотографирован у дверей Русского дома.

Физические ценности погибшей России стали трофеем кровавой власти — изгнанье дало возможность сберечь духовные. Ночь, опустившаяся над родиной в 1917 году, не оставила шанса для свободного творческого духа — изгнанье предоставило шанс. Изгнанники унесли Россию с собой и тем во многом спасли. Вот почему не надо проклинать изгнанье.

Авторы фильма приезжают в Париж в поисках свидетелей начала эпопеи первой эмигрантской волны. Им говорят: "Вы опоздали на 20 лет". Но они не теряют надежду, и в конце концов находят тех, кто помнит ушедшую Россию и свой исход из нее, — находят в том числе среди обитателей Русского старческого дома в Сент-Женевьев де Буа под Парижем. Эти люди и на склоне лет не забыли почти всеобщий телячий восторг в семьях интеллигенции в первые недели и даже месяцы после Февральской революции — несмотря на мгновенно начавшиеся кровавые расправы в Кронштадте, на фронте и в прифронтовой полосе. Эти свидетельства очень характерны.

В. С. Франк с сыном. Мюнхен, лето 1995. Фото авторов фильма

Будете в Русском музее, обратите внимание на картину Репина "17 октября 1905 года". Большая, 2 на 3 метра, она изображает стихийную демонстрацию на Невском по случаю оглашения знаменитого манифеста — экзальтированные дамы и студенты, готовый пуститься в пляс телеграфист, почтенный старец (но при этом явно не консерватор) в пенсне, ликующий приват-доцент, возбужденные курсистки, восторженный гимназист, передовой чиновник, прогрессивный офицер. С трудом веришь цифре в углу картины: "1911". Правдоподобнее выглядела бы более поздняя — лет эдак на десять — дата, ибо каждый, кто попал на полотно, изображен художником с запоздалой насмешкой и жалостью. Можно подумать, Репин уже тогда знал, что грядет катастрофа 1917 года и что его симпатичные розовые либералы сделают все, чтобы приблизить эту катастрофу. Хотя мог ли не чувствовать это художник, уже видевший гражданскую войну 1905 — 1907 годов?

Впрочем, в фильме всплывает и русский аналог "видения Казота", загодя предсказавшего гильотины и якобинский террор. Нашим Жаком Казотом оказался историк Сергей Александрович Князьков, старообрядец и масон. Мрачное пророчество Князькова донес до нас, зрителей, лично слышавший его в мае 1917-го обитатель Русского дома Борис Николаевич Лосский. (Князьков накаркал и самому себе — он был расстрелян большевиками два года спустя.)