Знание-сила, 2004 № 11 (929)

Я вовсе не настаиваю на справедливости этих версий; хочу лишь подчеркнуть, что политический экстремизм, терроризм были бы невозможны без неких ошибочных ответных действий.

«Терроризм, — отмечает А. Кара- Мурза, — это действия, направленные на уравнение шансов или на слом игры... С точки зрения самих террористов, их действия — это форма восстановления попранной справедливости». Это извращенные представления о справедливости, однако важно отметить, что терроризм есть асимметричный ответ слабейшей стороны на действия сильнейшей.

Ученые, как правило, с большой настороженностью относятся к разного рода вмешательствам в социокультурные процессы. Вот типичное высказывание нашего известного социолога Б. Грушина: «Мир начинен разными цивилизациями, разными культурами. И речь не идет о том, какая выше, какая ниже. Их просто надо оставить в покое, не тянуть насильно к единому образцу евро-американской цивилизации».

«Тянуть насильно», разумеется, не нужно, но и «оставить в покое» их тоже не получится — это утопия. Культурная глобализация затрагивает даже самые изолированные общности. Именно такое якобы «естественное» развитие без целенаправленного вмешательства внешних сил чаще всего ведет к маргинализации культур и образа жизни народов, попавших в стихию незавершенных модернизаций.

Развивающиеся страны сами выбраться из этой стихии вряд ли смогут. И дело не только в недостатке необходимых ресурсов. Те внутренние силы, которые способны быть носителями культуры позитивного развития и терпимости, как правило, в этих странах крайне малочисленны и слабы.

Роль культуртрегеров фундаменталистского типа в распространении политического экстремизма огромна, не менее значительна и роль культуртрегеров прогресса и толерантности. Но если первые плодятся и размножаются без особых усилий, как сорняки или инфекция, то появление их противников возможно только в результате упорного культивирования социальной среды.

Конечно, как пишет Б. Грушин, «каждая цивилизация должна выталкивать собственную патологию на периферию самостоятельно». Однако зачастую цивилизациям, культурам, общностям нужна помощь для создания «первичных очагов сопротивления» этим патологиям. Примером может стать то содействие, которое Америка и Россия оказали Северному альянсу и новому коалиционному правительству Афганистана.

Разумеется, не стоит преувеличивать меру развития политической культуры этих сил, но бесспорно одно: пока они обеспечивают большую открытость Афганистана для проникновения туда культуры прогресса и оставляют меньше пространства для вольготного существования здесь международных террористических организаций.

В этом убежден историк, профессор Веслиенского университета (США) Филипп Помпер.

— Много лет вы изучали русских народников, политических террористов. Не могли бы вы сравнить терроризм тогда и сегодня, ну хотя бы с терроризмом исламских фундаменталистов, взорвавших две огромные башни в центре Нью-Йорка? Есть ли между ними принципиальные различия или терроризм во все времена и у всех народов—у русских народников, у немецких «красных бригад» семидесятых годов веком позже, у воинствующих экстремистов ислама — всегда и везде один и тот же в основных своих чертах?

— Принципиальная разница между русскими народниками XIX века и нынешними исламскими экстремистами, как мне кажется, в их направленности. Народники были под сильным влиянием идеологии Просвещения. Как могли, как умели, как подсказывало им их чувство долга, они служили идее прогресса и отдавали свои жизни за светлое будущее своего народа. Направленность идеологии современного исламского фундаментализма противоположная: они жертвуют своими и чужими жизнями во имя светлого прошлого своего народа, они хотели бы изолировать свои народы от разрушительного, по их мнению, влияния западного мира, восстановить во всей полноте былую идеологическую и духовную власть над ними, противодействовать процессам глобализации, распространению западных идей, представлений, западного образа и стандартов жизни.

Процессы эти неостановимы, что показал опыт Ирана: стоило слегка ослабить идеологическое и политическое давление хранителей традиционного уклада, и жизнь начала меняться.

Молодежь потянулась к светскому образованию на западный образец, к играм и развлечениям западного типа, все яснее выказывала приверженность западным, а не традиционным ценностям. Я полагаю, самое существенное туг — постепенное, но неуклонное высвобождение женщин из- под вековой зависимости от патриархального уклада традиционной восточной семьи; мне кажется, для восточных мужчин это оказалось болезненнее всего остального. Подчиненное положение восточной женщины — краеугольный камень всего традиционного образа жизни, оно гарантирует привилегированное положение мужчины совершенно независимо от его личных качеств и достоинств. С таким положением, да еще в исторически короткий срок, человеку расстаться очень трудно.

— Вы действительно считаете, что к эмансипации женщин можно относиться с таким внутренним напряжением, которое в конце концов порождает крайние формы экстремизма?

— Да, конечно, я думаю, это одна из фундаментальных перемен, которую несет с собой прогресс западного образца. Возможно, мы, живущие в современном мире, уже не в состоянии оценить это в полной мере. Разумеется, к этому не сводится весь их протест против «растленного влияния» Запада, но это существенная часть их претензий к миру новейшего времени. Я полагаю, многие фундаменталисты прекрасно понимают или хотя бы чувствуют, что их время прошло, что на самом деле прошлого не вернуть. Его можно, наверное, удержать на некоторое время, и только силой, диктатурой, террором. Потому я и говорю, что их террор — это террор отчаяния.

А русских народников, в том числе и террористов, вдохновлял прогресс западного образца. Тем не менее их терроризм тоже содержит в себе элемент отчаяния. но другого рола: они в свое время отчаялись добиться своих политических целей (направленных, повторюсь, к прогрессу, к будущему, а не к прошлому) иными средствами. Идеи социализма казались им не просто правильными, справедливыми, пригодными для построения принципиально нового мира. Эти идеи, по их мнению, соответствовали интересам и надеждам народа, могли зажечь его, поднять, заставить работать на их воплощение. Но пропаганда социалистических идей в царской России была запрещена и преследовалась по закону; народ же был слишком темен, необразован и вместо того, чтобы сразу проникаться социализмом и доверием к его пропагандистам, сдавал их в полицейские участки. Нужна была долгая, кропотливая работа, которая, как мы уже говорили, была запрещена; короче говоря, порочный круг, порвать который часть народников решили таким вот экстремальным способом, запугав власти и заставив их пойти на либерализацию политической жизни в стране.