Знание – сила 2000 05-06

Однако вероятней кажется совсем другая – гораздо более необычная и вполне реальная – причина. В 1950 году у Агрестов родился сын – третий сын, но первый, родившийся, когда отец был дома, а не на фронте или в далекой арзамасской командировке.

Никакие перипетии научной и гражданской его биографии нисколько не поколебали религиозных чувств Агреста и, тем более, тысячелетних норм религиозной жизни. Одна из таких норм требует на восьмой день после рождения мальчика сделать ему обрезание. Этот обряд совершил отец жены, который жил с ними (тут память Сахарова ошиблась – отец самого Агреста, мать, младшие брат и сестра погибли от рук фашистов осенью 1941 года).

Напомним, что место действия – маленький городок, отгороженный очень колючей проволокой от внешнего мира. Те, кто еще помнят реальный социализм, знают, что это здравоохранение тогда было не только бесплатным, но – во всяком случае, при рождении детей – еще и принудительным. Участковый врач-педиатр при очередном обязательном осмотре малыша не могла не заметить небольшого изменения в его анатомии. Это была, как помнит Агрест, очень симпатичная женщина, но, согласитесь, обрезание в центре научно-технического прогресса в разгар борьбы с космополитизмом – событие достаточно удивительное, и врач поделилась с кем-то курьезной новостью. Из уст в уста.., и так новость дошла до имеющих самые большие уши.

Как отнестись к происшедшему им, у которых еще и самые длинные руки? Да ведь это – не просто вопиющий пережиток прошлого, это – опасная степень асоциального, лучше сказать – антисоциалистического, поведения. Попросту – вызов существующему порядку. Если человек способен на такое диссидентство, он может и родину продать. Думаю, что подобным же образом стражи порядка в Арзамасе-16 отнеслись бы и к факту православного крещения, а не только к обрезанию.

Пора сказать, что в этой истории православие и иудаизм оказались гораздо ближе друг другу, чем это обычно представляется.

Когда Агрест, говоря о своих заступниках, с особой теплотой упомянул имя Н.Н. Боголюбова, я, честно скажу, очень удивился. Для меня загадкой была подпись Боголюбова под письмом сорока академиков, с которого началась газетная травля АД. Сахарова в 1973 году: Как выразился однокурсник Сахарова МЛ. Левин в своей поэме «Сорокоуд»: «Написали.

Подписали:

Впереди -

Четыре Б,

Позади -

Один на Э».

Третье Б – Н.Н. Боголюбов – особенно озадачивало. Математический физик высшего мирового уровня казался столь мощной фигурой в советском научно-административном мире, что вполне мог уклониться от позорной подписи. Тем более, что. судя по воспоминаниям Сахарова, они были хорошо лично знакомы.

Загадка приобрела дополнительный неуютный колорит, когда в недавно выпущенном сборнике памяти Боголюбова я прочитал: «Одна из наиболее существенных особенностей характера Николай Николаевича – христианская доброта, отзывчивость, связанная с его глубокими религиозными убеждениями».

Но как же так? Когда-то за одно тайное предательство было заплачено 30 сребреников. А газета «Правда» 29 августа 1973 года поведала миру сразу о сорока явных предательствах, совершенных, так сказать, на общественных началах. Как подпись под таким письмом может совмещаться с глубокими религиозными убеждениями?

Своим недоумением я поделился с Агрестом. Он помолчал немного и не без колебаний приоткрыл одну из тайн КБ-11 – в самом начале нашей беседы он решительно заявил, что не скажет ничего о секретах, по поводу которых дал когда-то подписку. Я его заверил, что интереснее всего как раз человеческая сторона тамошней и тогдашней жизни.

Об этом и была тайна, которую Агрест решил раскрыть: оказывается, в этом совсекретном «эпицентре» научно-технического прогресса, стертом с лица географических карт, действовал совершенно секретный – для его неучастников – семинар, где в центре обсуждений были… религиозные вопросы. В семинаре участвовал и Боголюбов, «очень интересный человек в этом отношении», подчеркнул Агрест.

Какие же религиозные вопросы могут обсуждать православный христианин и правоверный иудей, вовсе не склонные, судя по всему, к экуменизму – соединению религий? Общие философские, религиозно-философские вопросы – не вдаваясь в подробности, пояснил Агрест.

Он не ответил на вопрос, кто еще участвовал в тайном семинаре, сказал лишь, что Сахаров участия не принимал. При этом имя Николая Николаевича Боголюбова он произносил, казалось мне, с какой-то особой теплотой.

Как свести эти концы с концами? Быть может, не преувеличивать значения общечеловеческих знаменателей и попытаться взглянуть на самые общие устремления других его коллег, включая Тамма и Сахарова, глазами религиозного человека? Тогда станет видно, что эти устремления основаны на вопиющем гуманизме, то есть предположении, что люди могут или даже должны улучшить земную жизнь человечества, не задаваясь даже вопросом, а есть ли на этот счет воля Божья?!

Слово «гуманизм» только в советско-русском языке имело всецело положительный смысл, в словарях же западного мира отмечается его безбожный оттенок. В философском смысле это, между прочим, вполне согласуется с первыми принципами научного социализма. Другое дело, что реальный социализм, победивший в одной отдельно взятой стране, для реализации этой гуманистической философии применял бесчеловечную политику. Лучше, наверно, сказать – аморальную политику. По словам Агреста, к идее социализма он относился с симпатией, но Сталина с самого начала не принимал по простой причине: тот учился в духовной семинарии, не веря в Бога.

Характеризуя научного руководителя Объекта, Ю.Б. Харитона, Агрест во время нашей беседы вполне сознательно и снисходительно заметил, что тот был «слишком верующий». Поскольку на письменном столе Агреста рядом с его монографией о неполных цилиндрических функциях я все время видел тома Талмуда, то не сразу сообразил, что он имеет в виду веру в постулаты государственной советской религии. Себя он считал, стало быть, гораздо более свободно мыслящим. И я с ним внутренне согласился. Математик и философ Пуанкаре, кажется, говорил, что свобода человека ограничена тем, что он может свободно выбрать себе господина Выбрать себе господина, который господствует по закону силы над всей страной, – дело не хитрое. Труднее – и значит, требует большей внутренней свободы – выбрать себе Господина, о котором газеты молчат.

Если православный христианин Боголюбов подобным образом смотрел на социалистические «предрассудки» Сахарова, видимые невооруженным глазом, например, в его «Размышлениях» 1968 года, то универсальный «мелкотравчатый» инстинкт самосохранения мог лишь добавиться к философско-религиозному комплексу полноценности. Ведь «Кесарю – кесарево», и «всякая власть – от Бога», а думать иначе – признак суетной гордыни и атеизма/гуманизма.