Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

При этом именно старея, как справедливо подметили майя, мы жаждем окружить себя благополучием, запасами, уютным домом, стабильным доходом. Жаль, что довольно трудно уловить меру и удержаться от стяжательства, не превратиться в Кощея.

Сундук денег становится часто средством контроля над детьми и внуками. И поводом для беспокойства.

«Но затем приходит старость. И не делает нас мудрее, а делает жаднее. И теперь вот я — старый обжора…» (У. Эко. Имя розы).

Итак, старость не должна быть бедной. Старость должна быть богатой. К этому стоит стремиться как к цели. Однако хорошо бы, особенно в приложении к старости, разобраться для себя в истинном смысле благо-состояния. Хорошая учеба в юности и труд в зрелости служат цели достижения гармоничного благосостояния. То есть, например, построив добротный дом с хорошей библиотекой или вырастив достойных работящих детей, готовых предоставить нам почтительный кров, вовремя посадив и вырастив сад, мы можем обеспечить себе состояние, способствующее нашему продвижению к благости и достижению ее. Достигнув же благости, мы можем быть полезны роду и обществу или, как я люблю повторять вслед за Юнгом, — эволюции.

Мое глубокое убеждение: бедные люди — ленивые люди. Они или не хотят учиться, или не хотят трудиться. Это может быть и сознательным, и бессознательным выбором. Мне пришлось видеть много 30–40-летних людей, отрицающих материальные радости благосостояния. Порой это милые, веселые люди, но в основном в них ощущается некоторая потерянность. Довольно часто это дети моложавых, молодящихся родителей, продолжающих работать и содержать частично живущих с ними детей. Таким образом, родители тормозят с переходом к своим новым задачам, а «дети» не видят перспектив, будущего.

Важное слово тут — достаток. Хороший достаток. Если доходы превышают достаток, здоровое решение демонстрирует Марк Цукерберг. Здоровая личность осознает, сколько всего ей действительно нужно для потребления, остальным успешно делится.

У нас в СМИ постоянно гуляют истории о плачущих бедных старушках в супермаркете. Это прям как ежик с яблоком.

Так же как старики-миллионеры летят за покупками в Милан или Париж, в спальных районах Москвы старушки с тележками-каталками едут на автобусах в магазин соседнего района, несмотря на то что около дома их десяток, и страдают от трудностей выбора.

Это муки не бедности, а не культуры потребления.

Помните, в детстве мы мечтаем и фантазируем, иногда со страхом, иногда с ожиданиями, но всегда с уверенностью неизбежности: «Вот я вырасту, буду работать…» Многие ли могут похвастаться наличием реальных ожиданий в 40 лет, например, таких: вот выйду на пенсию и займусь постижением мудрости, спокойными раздумьями и заботой…

Только ленивый из философов нынче не критикует монетизацию наслаждений. Она, безусловно, есть. В социуме сильно закреплено: ценно то, что можно купить за деньги, — и предметы, и возможности, и развлечения. Это въелось в общее сознание. Это во многом так и есть. Поскольку истинные наслаждения бесплатны, но дороги к ним перекрыты в самом прямом смысле.

Даже просто поселиться в шалаше в выбранном месте вряд ли получится без затрат на согласие властей.

И хотя многие дети сейчас не знают, что картошка и огурцы могут браться не из магазинов, что загорать и купаться можно не только по путевке за границей, что лекарственные травы растут из земли, старики это могут помнить и помочь обнаружить. Они способны демонетизировать жизнь в какой-то степени, а то и совсем.

Мудрость Тибета предлагает понятие Царства. «Понятие Царства означает здесь то, что ваша жизнь потенциально богата и прекрасна… подлинный смысл богатства заключается в том, чтобы знать, как создать в жизни богоподобную ситуацию. Иначе говоря, вы можете иметь на банковском счете только двадцать долларов, но все же быть способным проявлять богатство в своей жизни» (Ч. Трунгпа).

Большинство стариков в соседней деревне, толпящихся у автолавки и тратящих по 20 долларов за раз на копченое мясо, окорочка и кошачий корм, бедны, не владея царствами. Жаль.

Не могу, однако, оторваться от Трунгпы. Вот как он передает гармонию — «вы внезапно и навечно богаты». Хочу. Стараюсь. Получается.

Еще посмотрите-ка на такую штуку, как собственность. Она — «неоспоримое мерило богатства».

Сравните: собственность — самость — индивидуальность.

Вслушайтесь: «Моя собственность — квартира, машина, фабрика».

Юнг проповедует: оберегайте самость, свою неповторимую индивидуальность, смысл.

У вас есть собственность, движимая и недвижимая? У меня есть: «усы, лапы и хвост», дело, мысли, смыслы… Это собственно — я. Остальное у меня в аренде, пользовании, какие бы бумаги ни оформлялись…

С землей и домом тоже может происходить срастание. В некоторых случаях собственность становится частью благосостояния. Вспомните Скарлетт О’ Хару и ее Тару, Юнга и его башню в Боллингене… Да я и сама срастаюсь уже со своим Милым, врастаю, и не очень-то представляю благосостояние вне. Хотя в общем могу представить себе переезд…

В газете «Родовая Земля» в начале 2012 года была опубликована очень интересная переписка Л. Толстого и П. Столыпина о собственности на землю. Где один говорит чуть ли не об инстинктивной потребности в земельной собственности, а другой — о невозможности владеть землей. Хорошо видна путаница понятий психологических и юридических. Сейчас тоже много говорят о собственности на землю, и никто не хочет видеть огромные зарастающие бурьяном пространства и уходящие в прах деревни, все сплошь поделенные между «собственниками». Купленное и собственное — две большие разницы.

Желаю вам и себе собственного богатства, богатства в собственности… Внезапно и навечно.

«Надо заметить, что Урсула противилась старости еще с тех пор, когда потеряла счет своим годам, и по-прежнему всюду совалась, вмешивалась во все дела…» (Г. Г. Маркес).

«Старости свойственна та ясность, которую чувствуешь, освободившись от долго носимого груза и двигаясь впервые свободно» (А. Шопенгауэр).

«— Как же ты будешь называть себя, став независимым? — спросила меня одна наша знакомая…

— Буду просто Чарльзом Хэнди, — ответил я.

— Это смело, — заметила она без особой уверенности, и мне действительно понадобилось некоторое время, чтобы начать гордиться тем фактом, что… с моим именем не связано никакой институциональной принадлежности. Я чувствовал себя голым. Моя жена не могла понять, в чем моя проблема. У нее никогда не было никакой должности, да она ей была не нужна. Я часто думаю, что женщины взрослеют раньше мужчин, но, возможно, без защиты слонов мужчины тоже стали бы „вырастать“ быстро» (Ч. Хэнди. Слон и блоха).