Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

Дети любят повторение. Они способны удивить готовностью слушать одну и ту же сказку десятки раз. Это загадка детской психики. И ее не обязательно разгадывать. Просто должны быть старики. Им это не трудно. Они же как раз жалуются, что глаза барахлят, память изменяет… Вот и пожалуйста! Выучить 12 подвигов Геракла или царя Салтана и рассказывать, рассказывать…

Здесь надо хорошенько разобраться, почувствовать. Это ведь главное, может быть, в старости. Тот старик, который хоть изредка слышит: «расскажите, дедушка!», живет не зря.

Были, былины, былички — истории о том, что было, о прошлом, претендующие на соответствие реальности.

Быль из них — с самой большой претензией на реальность. Это рассказ о прошлом. Но о прошлом важном, значимом или красивом в своей трагичности или радости. «Расскажу тебе, дружок, одну быль. Жил когда-то в нашей деревне…» У Бажова — припоминаете?

Былина — это про героические подвиги или что-то другое значительное, это то, что претендует на место в истории. Соответственно, реальность там подается в рамке метафор и гипербол.

А вот былички — часть малого фольклора и бытовой магии. Это такие истории с претензией на правдивость, но без претензии на великость, героичность. «Вот хотите — верьте, хотите — нет, жила у нас вдова на краю села…» — и потом про домового, змея-любовника, детях, утонувших в болоте и приходящих по ночам, сбывающиеся гадания и т. п. Они больше женские (хотя и веселый старичок не прочь потешиться). Их, конечно, и дети у костра или в спальнях лагерей рассказывают (страшилки), но основные авторы — старики.

Обычно, берясь рассказать быль, повествователь обозначает свою ответственность за то, что его рассказ — «чистая правда». Но это для отвода глаз. Основная забота другая. Повествование должно быть гладким, плавным, и при этом захватывающим. Совсем не обязательна какая-то логика или последовательность.

Быль, быличка расширяют реальность. Приглашают к ее проживанию в разных масштабах и плоскостях. После нее страшно, но хочется пойти на болото или вызвать домового из-за печки. Они как бы о том, что прожил один человек, может, и другой, а может, еще интереснее… Они не подменяют приключения, а зовут к ним, хотя бы к допущению их. Грань тонкая, но важная.

Пятилетний внук Даниил гостит редко и подолгу. Первое время, выслушивая меня, констатирует: «А… у вас так…» Через месяц, уже осмотревшись, заявляет: «Знаешь, бабушка, я уже поверил, что у вас тут все живое (и печка, и деревья), смотри, не говори теперь, что пошутила!»

Из разных вариаций общения стариков именно притчи нравятся мне больше всего, по-моему, это высший пилотаж.

«Их было двое. Русский и узбек. Русский был юн. Узбек стар. Они сидели на одной из десяти граней каменной оправы Кош-хауза. У юноши горизонтальная морщина удивления от виска к виску; на коленях газета. У старика короткая вертикальная складка меж бровей; в длинных пальцах левой руки гроздь винограда.

…

— Молодые твои глаза, а молодость — стара-стара. Ой, как стара. Так стара, что не слышит.

Морщина удивления на лбу юноши стала четче. Собеседник его оторвал виноградину:

— Всякий доживает до своей молодости, но до старости — не всякий. Значит, у молодости больше жизни, чем у старости, она старше старости. И люди научились быть молодыми, но вот как быть стариком, этого еще никто хорошо не знает. И после скажу тебе такое: один человек не заметил, как прошла мимо молодость; только спину ее и увидал; тогда он стал кричать: „Эй, молодость, вернись, эй-эй“, — а та даже не оглянулась: скажешь, не глухая, а?» (С. Кржижановский. Коронованный зуб).

Притча — не умствование, не мораль. Она то, что юнгианцы называют амплификацией, интерпретация с расширением смысла. Способность увидеть что-то еще, что-то другое в ситуации, отойти в сторону, прищуриться, почесать в затылке, улыбнуться…

Если вы еще не натренировались сочинять притчи, вполне можно стараться запоминать существующие или рассказывать случаи из своей жизни, жизни других людей, даже мифических героев. Только не забывайте остановиться за шаг до морали…

В притчах как действующие лица часто присутствуют неодушевленные объекты, энергии, чувства и т. п.

«Дельфийский оракул не скрывает и не утверждает, он подает знаки» (Гераклит по: Д. Фаулз. Аристос).

Однако притча — случай редкий и частный. Мы отдали ей должное, и хватит. Думаю, стоит быть попроще.

Что я все про рассказывание! Слушать — вот дело!

Слушать значительно труднее, чем говорить, думать и все остальное. Это трудное дело старики могут взять на себя. Только подлечиться от занудства, не забывать про открытое любопытство, милосердное принятие…

Помните про разницу: смотреть и видеть? Нас все учат видеть, что и полезно для достижений, но потом… кто-то ведь должен и смотреть, присматривать. Так и тут. В какой-то момент и кто-то должен уметь не столько слышать, сколько слушать. Безоценочно, может, даже не понимая частично. Немногие мои знакомые умеют, и даже сильным психологам удается не всегда.

Один мудрый еврей сказал: сны можно рассказывать только тому, кто любит сновидца.

Дедушке, бабушке можно рассказать по секрету то, что нельзя родителям, а так хочется кому-нибудь…

Вы можете спросить: зачем слушать, если не слышишь? Это важно для рассказчика. В детстве помогает развивать речь, и во всех возрастах помогает формулировать и проживать…

Исаак Бабель в рассказе «Детство» душевно рассказал о бабушке, которая внимательно слушала его, не понимая языка. Моя бабушка хорошо понимала русский, но, как я сейчас понимаю, не всегда я говорила на одном с ней языке, а слушать она могла…

Мифы и ритуалы — древнейшие и архиважные составляющие жизни человека.

Моя многоуважаемая коллега, чудесный автор Галина Бедненко пишет:

«В одном из философских фэнтези Т. Пратчетта есть определение этого ключевого мифологического миропонимания: если не сотворить нужный ритуал, Солнце не взойдет — вместо него мы увидим всего лишь простой шар горящего газа».

И далее:

«И мы можем здесь представить следующие характеристики этого символического первовещества [мифологической материи]:

Миф буквален; в нем самом нет метафоры. Метафора рождается в переходе из мира символов в мир буквального.

Мифу свойственна величайшая концентрация насыщенности смыслом. Здесь господствует пралогическое мышление и казуальное (причинное) значение любых совмещений.

Миф — корневой сюжет всех многочисленных повторений, как рассказанных, так и проживаемых.