Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

У меня много таких писем. А еще больше их в газете «Родовая Земля».

Это новые старики (пусть с теми же стереотипами про молодость). Есть, конечно, и в предыдущих поколениях такие. Они не называли то, чем занимаются, Пространством Любви, но они его создавали для нас будущих, своей семьи, просто для мира.

Также, пожалуй, может быть и Пространство Мудрости, Пространство Магии. Их хорошо описывает Андреев в «Мире Тропы».

В «Русском репортере» № 8 (237) за 2012 год попалась статья Ольги Андреевой про русских кержаков на Алтае, по ее описанию у них — Пространство Воли.

Есть Юнгианское пространство, то есть психологическое, философское. И создал его К. Г. Юнг тоже в весьма преклонном возрасте.

Вернусь к земле. Сейчас возвращается слово — поместье. Очень мне нравится. У меня лозунг любимый «Местечковость против глобализма». Родовое поместье, дворянское поместье. Сколько важного и великого взросло в них. Это сейчас считается, что ребенок, выросший не в толпе (городской или деревенской), — маугли, дикарь, сектант… А раньше это был бы Пушкин или Чайковский, Тургенев или Репин… Это человек, чувствующий Родину, пространство, себя.

Тургеневские «Отцы и дети». Отец Базарова Василий Иванович занят лекарством — и саморазвитием. Отец Кирсанова Николай Петрович занят своей фермой и новой семьей, он несколько смешон, но открыт, готов слушать, учиться, понимать и согласиться уйти со сцены. Собственно, он и создает все пространство романа, на котором раскрываются герои. Конфликт-то возникает только с Павлом Петровичем, который прочитал 5–6 книг, не был женат, не вырастил ни дерева, ни сына, боится быть смешным, а все, что имеет, — аристократизм, принсипы, менторство…

А помните тетушек Тома Сойера и Гекльберри Финна?

В любом случае, я думаю, можно говорить о некоем безликом «пустом» пространстве (пустыня, космос, для кого-то и «замкадье») и личном пространстве, которое отличается тем, что в нем ты что-то или кого-то чувствуешь. Есть также и общие пространства, социумные… По-настоящему почувствовать их можно, только разворачивая свое…

Чудесно описывают пространство, создаваемое стариками, Фазиль Искандер («Сандро из Чегема») и Людмила Улицкая («Медея»). Пространство не ограниченное, не зажатый в рамки кусок земли. Это пространственное измерение, предполагающее как оседлость, так и мобильность. Медея, живя всю жизнь на одном месте, срастаясь с ним, берет мешок, чемодан и отправляется через всю страну повидать родню, с которой она долгие годы поддерживает незримую связь.

Пожалуй, нельзя уйти с темы «Пространство», не поговорив о таких важных «штуках», как границы и порядок.

Что касается границ, конечно, они есть. Только хорошо, если это не забор, который эти границы обрезает. У поместья границы чувствования. Ты идешь и ощущаешь: свое — чужое. «Это не наш лес, а чей-то чужой». Очень интересно менять форму границ, ведь то, что они прямоугольные, — очень неестественно. Земля невероятно разнообразна, и границы мест видны — овражки и лощины, вода, камни, деревья, другая растительность. Даже в, казалось бы, однообразной тундре границы видны.

Порядок — тоже извечный предмет поисков и терзаний.

К. Г. Юнг: «В любом хаосе существует вселенная, в любом расстройстве — тайный порядок» . А может быть: «в любой вселенной — хаос, в любом порядке — расстройство?» ( ЮЖе ).

Цивилизованному человеку присуща очень большая страсть к порядку. Именно он защищает нас от неопределенности, «пугающего зеленого, живого, гниющего мира» (К. Малевич).

Николай Курдюмов задает вопрос: почему глаз садовода радуют плодовые кусты, деревья ровными рядами, с подстриженными кронами? Так же приятны глазу рабы на галере, солдаты в строю?

Прямые грядки, ровные клумбы, ровные дорожки, подстриженные кусты, ряды овощей — часто это признак присутствия строгой и трудолюбивой бабушки (хотя и дедушки тоже) на даче или в доме. У нас в деревне есть такой участок. Его хозяйке около 70, и она каждый год говорит, что больше не приедет, потому что сил нет на поддержание этого идеального и урожайного порядка. А потом приезжает, потому что переживает: дети и внуки относятся к порядку пренебрежительно. Однако это всего лишь следование ритуалу, возведенному в закон в трудные годы. Привычки советских строгих правил и куцых шести соток. Если перестать ходить строем, как учили, а позволить себе постареть и прищуриться… Замечаешь, что в природе все стремится к скруглению, сосуществованию и средней интенсивности.

Сын в три года попробовал походить в детский сад. Первые три дня его учили ходить и бегать строем. Через неделю он заявил, что больше туда не пойдет.

Почитайте хоть немного Марию Монтессори. Потрясают очевидностью описанные ей трудности «приучить» учителей-воспитателей постоянно не вмешиваться и не наводить порядок в классе. Если детям разрешается свободно перемещаться, шуметь, двигать мебель, учителя чувствуют себя беспомощными и ненужными.

Это вечная борьба противоположностей: римские легионы и варвары, города и дикая природа.

Контроль, определенность, порядок. Таков наш язык, предпочтения, парадигма. Живя в ней, мы обречены искать «тайный порядок», рисовать карты души и о-предел-ять все что можно и нельзя. Я не против существования порядка, он, конечно, есть, но мы слишком заигрались в него, забыв, что он лишь какая-то часть Вселенной, а вовсе не она.

В жизни мы буквально в рабстве прямых линий, квадратов, схем, времени, казуальности и т. п. Психология Юнга прекрасна тем, что дает возможность покидать этот мир и радоваться (или пугаться) красоте Хаоса.

Андреас Юнг, внук Карла Густава, в интервью журналу «Аналитическая психология» (№ 3, 2012) рассказал, как в их семье издавна сосуществуют две профессиональные традиции: психологи и архитекторы. Как К. Г. спорил с братом-архитектором при строительстве дома и полностью отказался от его помощи при сооружении алогичной круглой башни. И теперь внуки говорят, что в доме вполне можно сделать музей, а в башне — нет, она очень личная.

А я открыла для себя прекрасный материал — саман, который отвергает не только прямые углы, но и измерения в системе СИ, лепится как пластилин или песчано-глиняный замок и дает возможность почувствовать себя птицей. Безусловно, по этой теме рекомендую «Дом из самана» Янто Эванса с его чудесным юмором по поводу жизни в прямоугольниках и особенно его описанием живого дома.

Страх беспорядка, хаоса, отсутствия границ — страх энтропии. Позволив этому страху стать ведущим, мы выпадаем из этой самой энтропии, перестаем чувствовать ее пользу и красоту, барахтаемся в ней, путаемся, создаем некий пузырь с внутренним миром и «окружающей средой». И не можем жить и умереть по-настоящему, по-человечески.