Наталья Ройтберг - Рок-поэтика

Таким образом, в данном случае можно говорить о «сюжете в сюжете»: сказочно-былинное описание ярмарки соотносится с описанием обычных «посиделок», перекура, где фигурой, объединяющей оба сюжета, является фигура Егорушки.

Некоторые песни озаглавлены по названию литературных жанров («Зимняя сказка », «Слыша В. С. Высоцкого» ( Триптих — в литературном контексте), «Егоркина былина », «Трагикомический роман », «Галактическая комедия ») и в принципе соответствуют заявленной жанровой характеристике: так, в «сказке» происходят удивительные, нереальные вещи; «былина» стилизована под былинный стих, содержит гиперболы, стилистические повторы, поэтизирует бытовые приметы; «комедия» повествует о смешном, забавном приключении и т. д.

Поэтическая система Башлачева, несомненно, испытала влияние эпического начала на лирическое — во-первых, песни Башлачева «можно рассматривать как звенья одного „метасюжета“, строящегося отчасти по законам эпоса», во-вторых, композиционная структура отдельных произведений основана на специфическом «квазисюжете», имеющем «традиционно нелирические компоненты» [201].

Многие критики не без оснований отмечают, что у череповецкого рок-барда ни голоса, ни особого музыкального слуха и дара не было. Не было и особых актерских способностей («Я — не актер. Мое дело — песня» [196]).

Действительно, большинство своих песен Башлачев не «поет» в общепринятом значении этого слова, а проговаривает либо выкрикивает; в его композициях гитарных «соло» практически нет — инструмент выполняет лишь роль аккомпанемента; отказ от съемок в фильме выявил актерскую «некомпетентность» Башлачева. Стало быть, он «делал ставку» на слово, на песенный текст.

Рассмотрим некоторые особенности корреляции музыкального субтекста с вербальным и исполнительским в произведениях Башлачева. Возьмем наиболее показательные в плане структуры и композиции произведения — «Грибоедовский вальс» («Он гляд е л голуб ы ми глаз а ми, // треуг о лка уп а ла из р у к, // А на н е м был зал и тый слез а ми // Импер а торский с е рый сюрт у к») и «Абсолютный Вахтер» («Он отл и т в ледян у ю, нейтр а льную ф о рму, // Он туг а я пруж и на, // Он н е м и сур о в») (в тексте последнего также упоминается вальс). Оба исполняются в ритме вальса: две доли слабые, третья — сильная (_ _ /), что гармонично соотнесено со стихотворным размером — анапестом, где стопу составляют два безударных (слабых) и третий ударный (сильный) слог.

«Время колокольчиков» и «Лихо», имеют довольно сложную стихотворно-метрическую характеристику (первое — акцентный стих («Чт о ж теп е рь х о дим вкр у г да окло, // На сво е м п о ле, как подп о льщики. // Если н а м не отл и ли клокол, // Зн а чит зд е сь вр е мя колок о льчиков»); второе — акцентный стих с переходом на шестистопный хорей: «В о т теб мед о вая бр а га, // Я годка-злод е йка, отр а ва. // В о т теб, при я тель, и Пр а га, // В о т теб, друж о к, и Варш а ва»), но в музыкальном плане они предельно просты: построены буквально на двух аккордах (EmC и AB соответственно).

Тем не менее, при прослушивании никаких «сбоев» и диссонансов нет — слова коррелируют с ритмом: урегулированное число ударений (4 и 3) соответствует однородному музыкальному ритму. Таким образом, «сильные» ударные слоги совпадают с «сильными» в музыкальном отношении долями, т.е. неравномерный междуиктовый интервал «сглаживается» за счет ускоренного проговаривания более длинных слов и растягивания более коротких. Часто Башлачев прибегает к звукоподражанию и имитации, делая исполняемое произведение более «живым». Так, он сонно и с зевотой исполняет слова о сладкой дремоте и безделье после новогодней ночи («Новый год»), обыгрывает с помощью соответствующих звуков и интонаций комичные фамилии и манеру чтения представителей провинциальных городов («Слет-симпозиум»), открыто использует мелодию группы «Rolling Stones» («примитивные аккорды» («Час прилива»)), кашляет («Мокрый табак. Кашель…» («Осень»)) и т. д. Особенностям поэтического языка А. Башлачева, рассмотрению специфики его поэтической системы посвящено немало работ таких литературоведов как В. В. Лосев, А. И. Николаев, С. В. Свиридов и др. [202; 203—209]. Несмотря на предельно малый срок творческого пути Башлачева (несколько лет) и количество созданных им произведений (всего около шестидесяти), ценность башлачевского наследия огромна.

Исследователи творчества, равно как и люди, близко знавшие поэта, сходятся во мнении, что его произведения были обращены не только к аудитории, но и к Высшему Собеседнику: «Ему было важнее, найдут ли его тексты аудиторию ТАМ, на соприкосновении его ПОЭЗИИ, НЕБА, БОГА», при этом целью общения с Абсолютом было взять знание от «того света», чтобы «исправить» этот мир [196]. Главная художественная задача поэта — осуществить «прорыв в высшее бытие» (С. В. Свиридов).

Творческий путь Башлачева — это «путь от рационального предмета и слова к иррациональному (абсолютному) пределу и слову. В семиотическом аспекте — от конвенционального знака, аллегории и метафоры, к символу и мифу», стремление «изменить онтологический статус слова, проникнуть через толщу знака к денотату и <���…> к самой сущности» [205, с. 69].

Примечательно, что дипломная работа Башлачева была посвящена творчеству немецкой рок-группы, писавшей тексты на «чистейшем баварском диалекте», т.е. «сверхнациональном немецком» [210, с. 11]. По аналогии с этим можно сказать, что сам он писал на «сверхнациональном русском».

Если обратиться к концепциям учения о слове А. А. Потебни и П. А. Флоренского, то башлачевская концепция слова может быть обозначена как «иррациональное потебнианство» (С. В. Свиридов), т.к. с одной стороны, слово ориентировано на «внутреннюю форму» как «ближайшее этимологическое значение», а, с другой стороны, имеет «ложную этимологию», направлено к «магичности» — «искусство становится <���…> радением во имя Имени, словесной ворожбой», слово приобретает онтологически-орудийный статус: «оно не обозначает бытие, а есть бытие» [207, с. 66]. Здесь идет речь не столько об аспекте жизнетворческом («Можно песенку прожить иначе…», «Это путь длиною в строку …»), сколько об аспекте претворения существующей реальности, бдением «нового откровения» ( Вечный Пост ) и новой веры ( Имя Имен ): «Имя Имен — сам Господь верит только в него…».