Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Помимо прочего, Тиндаль ясно дает понять, что в этих условиях только действие – даже если оно выражается не в поступательном движении, а в сверхнапряжении, позволяющем удержаться на отвесной скале, – спасает от паники. Для альпиниста возможность на себе испытать величие горы и не сорваться вниз, испытать восторг и ужас перед головокружительной высотой и необъятным пространством вокруг, реализуется благодаря движению и взаимодействию с этим пространством. Тело со всеми присущими ему чувствованиями (а вовсе не только зрение) – вот что возвышает ум и душу. Ален Макни вводит понятие «гаптического возвышенного», подразумевающего непосредственно воплощенный опыт восприятия горного ландшафта (McNee, 2017, ch. 5) [224] Выражаю благодарность Алену Макни за то, что он предоставил мне возможность ознакомиться с его докторской диссертацией (2013, Бербек-колледж, Лондонский университет) и тем самым – с соответствующей литературой и историографией. .

Мерло-Понти обобщил подобный опыт, связав его с культурой в целом.

«Наше тело в той мере, в какой оно способно к самодвижению, то есть в той мере, в какой оно неотделимо от взгляда на мир и в какой оно есть осуществление этого взгляда, есть условие возможности… не только геометрического синтеза, но и всех экспрессивных действий и всех достижений, образующих культурный мир» (Мерло-Понти, 1999, с. 493).

Как выразился Мерло-Понти, «мое существование в качестве субъективности составляет единое целое с моим существованием в виде тела и с существованием мира» (Мерло-Понти, 1999, с. 518). Надо думать, любой скалолаз понял бы, о чем говорит здесь философ, если бы скалолаз не действовал, а рефлексировал. «Найти опору» и «потерять опору» в смысле найти/потерять свое место в мире – метафоры, которые скалолазу объяснять не нужно. Одно неточное движение – и нога соскользнула с зацепа, земная твердь буквально ушла из-под ног: именно это и случилось в 1865 году, когда группа Уимпера совершала восхождение на Маттерхорн, обернувшееся трагедией: один за другим четверо сорвались вниз и погибли [225] Этот несчастный случай стал предметом бесконечных спекулятивных реконструкций. Я придерживаюсь версии самого Уимпера, изложенной в его книге, тем более что в данном случае меня интересует метафора, а не вопрос персональной ответственности. .

До современной детально разработанной теории альпинизма тогда было еще очень далеко – скалолазание являлось не столько предметом анализа, сколько практическим доказательством возможного. В литературе того времени подробно разбираются маршруты восхождения на ту или другую конкретную гору, но движение как таковое остается за скобками, несмотря на то, что, по замечанию Макни, «новый альпинизм» признавал «необходимость дополнить визуальные ощущения тактильными и гаптическими» (McNee, 2017, ch. 1, б/п). Ключевым в опыте восхождения теперь считался контакт со скалой. Скалолазы, работавшие (писатель-альпинист поздневикторианского периода Клинтон Дент настаивал на том, что скалолаз «работает») в английском Озерном крае, Сноудонии и шотландских горах начиная с 1870-х, намного больше, чем их предшественники, полагались на тактильное чувство при прокладывании маршрута: возник даже термин «ощупывать скалу» (Dent, 1885, p. 114). Такой подход требовал невероятной концентрации, «в которой был задействован каждый мускул» (ibid., p. 37). Подобное описание с упором на чисто телесные навыки можно в равной мере отнести как к альпинизму, так и к танцу или игре на музыкальном инструменте; согласно этой точке зрения, навык усваивается всем телом целиком, и процесс овладения навыком не является (во всяком случае в своей основе) тем, что называют осознанным познанием (conscious cognition). К элементам осознанности здесь можно причислить цель и волю, план, общую схему действий или ожидания от всего предприятия в целом, но не собственно исполнение.

Применительно к таким занятиям, как альпинизм, кинестетическое и проприоцептивное измерения, а также интеграция сенсорных и моторных функций практически не обсуждались, словно их понимание требовало чего-то большего, чем язык. Поэтому неудивительно, что в викторианской литературе о горах так мало прямых упоминаний о чувстве движения. Но и тогда, и позже авторы признавали наличие природного таланта к движению, равновесию и скорости, наличие особых умений, которыми некоторые люди наделены, судя по всему, от рождения (сознание тут по большому счету ни при чем) и потому считают их чем-то само собой разумеющимся: такие люди и становятся отличными скалолазами. Стивен воспринимал величие гор через движение своего тела. Однако далеко не каждый мог похвастаться такой способностью. Энн Колли для контраста приводит случай Роберта Льюиса Стивенсона: известно, что во время разговора он часто вскакивал с места и начинал ходить взад-вперед – движение было необходимо ему, в том числе для поддержания творческих сил, но горы он не любил. В горах он чувствовал себя словно бы взаперти, как во время тяжелой болезни – обострения туберкулеза, всю жизнь его донимавшего. Только в альпийском санатории в Давосе, где писатель проводил зиму, он несколько раз поздним вечером съехал с горы на санках, чтобы ненадолго забыть о «своей телесной неполноценности, почувствовать ритмы мироздания и насладиться хороводами мерцающих в вышине звезд» (Colley, 2010, p. 206). Сам процесс письма был сродни движению для Стивенсона, и два этих вида активности соединились в путевых очерках «Путешествия с осликом по Севеннам» (1879). Колли предлагает интерпретировать очерки Стивенсона как «пространство между пейзажем и телом». Действительно, процесс создания текста всегда был (и по сей день остается, даже в нашу компьютерную эру) формой движения – без чувства движения нельзя ни писать, ни читать. Пишущий задействует гаптическое воображаемое; у читающего глаза совершают движение вперед-назад, переходя с одной строки на другую.

В горах взаимодействие между зрительным восприятием и движением должно учитывать и такие параметры, как расстояние и относительная простота – или сложность – достижения цели. По мнению альпинистов, обычный наблюдатель не располагает нужным инструментарием, чтобы правильно судить о том, какое время и какие усилия нужно затратить для преодоления наблюдаемого горного ландшафта. Верно судить об этом может лишь тот, у кого есть реальный, личный опыт движения, когда зрение и непосредственный контакт с поверхностью находятся в постоянной тесной связке. По слухам, Джордж Мередит однажды заметил, что «у предводителя „Бродяг“ <���Лесли Стивена> математически точный глаз, позволяющий безошибочно определять расстояния с учетом всех особенностей рельефа, как он не однажды уже доказал, открывая в альпийском высокогорье нехоженые тропы» (цит. по: Maitland, 1906, p. 357). Мартин Конвей, у которого за плечами был опыт восхождения на горные хребты система Каракорум, писал: «Когда <���…> человек пешком исходил весь горный район и облазил один за другим многие пики и перевалы, на собственном опыте постигая, чем каждый отличается от всех прочих – и тех, что остались позади, и тех, что еще впереди, – внутри него сама собой образуется измерительная шкала, позволяющая определять глубь и ширь открытого взору пейзажа» (Conway, 1900, p. 8). Он говорил также, что качество круговой панорамы горных вершин зависит от возможности совершить полный поворот вокруг своей оси в непрерывном движении (ibid., p. 82–83). Неожиданное для всех восхождение Уимпера на Маттерхорн по северному склону, который издали казался неприступной вертикальной стеной, произошло словно бы по наитию, хотя такие наития случаются только у многоопытных альпинистов, которые чутьем понимают, что непроходимая стена на самом деле проходима. Надо сказать, Стивен сам сравнивал тело ходока или скалолаза с измерительным инструментом: не то чтобы физическое напряжение исчислялось в «математических единицах» и мы получали бы «точное знание» о том, какое количество энергии необходимо затратить, нет, скорее речь идет о том, что тело «переводит», скажем, снежный склон «в некую более осязаемую единицу измерения» (Stephen, 1936, p. 225–226) [226] Об измерении посредством мускульного напряжения см. также: Haley, 1978, p. 255. О преобразовании субъективного знания в точную науку см.: Rabinbach, 1992. .