Стейнар Бьяртвейт - Одиссей [litres]

К чему вообще эти разговоры о срединном пути? Сами боги прокляли Одиссея. Гелиос угрожает оставить землю и светить в царстве Аида, если Одиссея не накажут за его проступок, так что Зевс приводит небеса и море в движение, над кораблем сгущаются тучи, а горизонт озаряют молнии. Волны вздымаются подобно горам и разбивают суденышко Одиссея в щепки. Мачта ломается, в корабль одна за другой бьют молнии. Все товарищи Одиссея падают за борт и тонут в морской пучине – за исключением его самого. Ему удается крепко схватиться за обломок мачты и остатки корпуса. Из последних сил он удерживается на поверхности воды, и в конце концов волны выносят его на берег острова Калипсо. И там мы впервые встречаемся с ним на страницах поэмы.

В этих последних испытаниях содержится нечто важное. Мы не знаем, правду ли рассказывает Одиссей – это все еще его история, у которой нет живых свидетелей. Гомер не ставит слова своего героя под сомнение. Одиссею не удалось удержаться на срединном пути, но вовсе не потому, что ему недостает добродетели. Хотя он падок на зефир и шашлык из божественной говядины. Одиссей много раз демонстрировал свои добродетели, просто не все препятствия можно преодолеть. Более того, срединный путь и гармония – далеко не всегда лучший выбор. Интуиция подсказывает Одиссею, что иногда нужно отклониться от курса. (См. ил. 28. Герберт Джеймс Дрейпер, «Одиссей и сирены»).

Встреча с сиренами – самая известная из историй «Одиссеи». Каждый понимает, что значит «привязать себя к мачте» и «пение сирен». На первый взгляд это история о самоконтроле, но при ближайшем рассмотрении это рассказ о том, как далеко можно отклониться от срединного пути. Цирцея настоятельно советует Одиссею обойти остров сирен стороной. Плыви мимо, не подходи слишком близко. Твердо держись срединного курса. На всякий случай залей уши воском, чтобы не услышать ни единого звука. Ты ведь не хочешь пополнить коллекцию костей на зеленых лужайках острова? И потом она добавляет, словно угадав, что Одиссей не готов ограничиться малым: ты можешь отклониться от срединного пути, если хочешь услышать пение сирен. Цирцея только что рассказала ему, что те, кто услышал ее, не вернулись назад: «Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближась, их сладкий голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетных в доме своем никогда не утешить желанным возвратом». Так что же Цирцея хочет сказать? Она объясняет ему, как поступить. Пусть команда привяжет тебя к мачте, и тогда ты сможешь услышать пение сирен. Прикажи им не отвязывать тебя, как бы ты ни просил. И лишь когда остров останется далеко позади, они могут ослабить путы. Цирцея всегда относилась к Одиссею неоднозначно. Она ему и друг, и враг. Она дразнит его, флиртует с ним, но и помогает ему. Как будто она знает, что Одиссею нужно нечто большее, чем банальное возвращение домой. Тот, кто «многих людей посетил и обычаи видел», стремится к чему-то еще. Он хочет услышать пение сирен, не предназначенное для людских ушей. Как Ева, отведавшая запретный плод. Ты можешь услышать, если хочешь. Так что он привязывает себя к мачте, сходит со срединного пути и слышит, как сирены поют:

«К нам, Одиссея богоравный, великая слава ахеян, к нам с кораблем подойди; сладкопеньем сирен насладися, здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец, сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав; кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав. Знаем мы всё, что случилось в троянской земле и какая участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян; знаем мы всё, что на лоне земли многодарной творится».

Сирен часто изображают распутными соблазнительницами, завлекающими Одиссея не прелестным пением, а прелестями иного рода. Это неверно и отражает скорее фантазии толкователей, нежели смысл гомеровского текста. Да и в целом встречи Одиссея с женскими персонажами зачастую сводят к сексуальным похождениям. Без секса, конечно, не обошлось, но это далеко не все. Такая трактовка слишком упрощает картину, в которой содержится более глубокий смысл. Цирцея – помощник, принадлежащий одновременно тьме и свету, Калипсо – смерть, Навскиая – благословение, а Афина – божественная версия своего протеже. Женские образы в «Одиссее» гораздо глубже и важнее, чем некоторые мужские персонажи. Они сначала нападают, а потом спрашивают, если есть, о чем им спросить. Но если сирены – не просто опасные соблазнительницы, то кто они? Они сами говорят: им ведомо все, что творится на земле. Они знают, как воевали греки и троянцы в долгой войне. Сирены завлекают Одиссея не телесными утехами, но знанием – о мире и о нем самом. Именно к знанию стремится Одиссей. Именно эту тягу к знанию угадывает в нем Цирцея. Поэтому она рассказывает ему не только о том, как пройти по срединному пути, но и о том, как отклониться от него. Благодаря помощи Цирцеи и своему собственному мужеству Одиссей решает удовлетворить свое любопытство и направляет корабль прямо к острову сирен. Ему удается то, чего никому не удавалось раньше: услышать пение сирен и выжить. Он получает знание, которого больше нет ни у кого.

В странствиях Одиссея есть два вектора: один направлен к дому, а другой – прочь от него. Центростремительная сила влечет его на Итаку, но на него действует и центробежная сила, которая тянет его к приключениям и новому опыту [157] Hopman, M.G. (2012). Scylla. Myth, metaphor, paradox. Cambridge: Cambridge University Press. . Если вам кажется, что поэма рассказывает лишь о возвращении домой – значит, вы не поняли ни Одиссея, ни Гомера. Тогда бы книга не прожила почти три тысячи лет. Суть истории – в диалектике между этими двумя силами. Любая диалектика заключается в напряжении между двумя полюсами. В этом напряжении создается нечто новое, в нем создается сам Одиссей. Ни один из полюсов в диалектическом противостоянии не может одержать окончательную победу, это верно и для «Одиссеи». Это закон жанра: когда теза противопоставляется антитезе, возникает синтез, еще один вектор. К сожалению, в наши дни принято понимать синтез как компромисс, хотя это не так. Синтез – это нечто новое, рождающееся в конфликте. Просто поразительно, что в современной культуре сплошь доминируют одномерные модели развития человека, ведь мы знаем, что многие факторы часто вступают в противоречие друг с другом. Психологические модели часто приходят к заключению, что один из полюсов непременно должен победить, не учитывая, что именно в динамике рождается новое. И в этом заключается слабость концепции срединного пути у Аристотеля.