Элизабет Лукас - Свой путь направь к звезде. Душевное равновесие в трудное время

Дети остаются наедине с самими собой и друг с другом. Их задача – набрать земляники и принести голодающим родителям. Именно теперь у них есть возможность отплатить добром за всю любовь, которую они видели от родителей прежде – до того как мать ослабела от горя, а отец заработался на заготовке дров и опоздал со своей поддержкой. Но дети поддаются искушению и сами съедают собранную землянику – то есть, если посмотреть на это в системе образов – они вступают на неправый путь. Они не выполняют своей задачи. Душой они не стремятся домой, к плачущей матери, поэтому и реально вернуться уже не могут. Они заблудились, потеряли ориентиры.

Это не такая уж вольная интерпретация, и особенно убедительной она становится, если принять покинутость за символ человеческого страдания. Ведь даже распятый Христос в час тяжелейших мучений вопрошал о причине своей покинутости. Соответственно, тот факт, что дети заблудились, вполне допустимо считать символом человеческой вины. Ибо человек становится виноватым, когда сбивается с правого пути, отклоняется от данных нам заповедей.

И мы можем подставить покинутость и потерю ориентиров на место двух «несущих колонн» в трагической триаде Франкла: страдание, вина и смерть, – на которых зиждется вся боль человеческого существования.

Но вернемся к опере Хумпердинка. Как раз в тот момент, когда обе колонны «раскаляются докрасна», когда покинутость и потерянность достигают наивысшей точки, появляются ангелы.

ВО-ВТОРЫХ,ангелы приходят отнюдь не как спасатели. Они не берут детей за руку и не ведут их из дремучего леса домой. Они не препятствуют и тому, чтобы на следующий день дети оказались в плену у ведьмы, не защищают их своими крыльями от железной клетки или от пылающего в печи огня.

Нет, ангелы не вмешиваются в события, происходящие в лесу, как не делают этого и на земле. Но они выступают гарантами вечного Завета, заключенного ради спасения людей. Поэтому их появление перед покинутыми и заблудившимися детьми воспринимается как символическое пророчество о счастливом завершении всех предстоящих им испытаний – это принципиальный залог того, что дети останутся в целости и сохранности. Ни гнев и депрессия матери, ни отсутствие в нужную минуту отца, ни само зло, воплощенное в образе ведьмы, не могут причинить детям настоящего вреда. Им еще придется пройти через страдание и вину, познать силу искушения, пережить смертельную угрозу и напрячь все свои силы, чтобы остаться в живых, но на самом деле они давно уже спасены. Спасительное кольцо, которое замыкается вокруг детей в метафорической сцене с ангелами, – и замыкается именно в тот момент, когда им грозит большая беда! – уже невозможно разорвать.

В такой трактовке у ведьмы нет и с самого начала не было никаких шансов. Она напрасно сооружала свой заколдованный пряничный домик, напрасно маскировалась и строила козни. Посеянное ею семя зла не даст всходов, хотя небесные силы и не вмешиваются в ее планы. Она может заманить детей, мучить их и даже съесть, но это ничего не значит, потому что дети окружены ангелами.

Если посмотреть с такой точки зрения, можно прийти к поразительному выводу: злу потому и дозволено беспрепятственно действовать в мире, что оно a priori бесплодно и тщетно.

В-ТРЕТЬИХ,в момент появления ангелов дети пребывают не только в величайшей опасности, но и в величайшей пассивности. Заплутавшие и усталые, они ложатся на землю и, тесно прижавшись друг к другу, засыпают. Они ничего не знают о сомкнувшемся вокруг них спасительном кольце. Не знают об ангелах, попарно вставших у них в головах, в ногах, справа и слева. Они понятия не имеют о гарантии благополучного исхода, данной им этими светоносными созданиями.

Если бы они знали – разве это не стало бы для них утешением? Разве не почувствовали бы они огромного облегчения, если бы заприметили окружающий их хоровод ангелов, разве воспоминание об этом не укрепило бы их силы на следующий день при встрече с ведьмой? Разве не исчезли бы в один миг все их страхи, если бы они смогли собственными глазами увидеть то, что открылось им во сне?

Так мы, люди, и рассуждаем. Чтобы поверить, нам нужно сперва увидеть, чтобы принять за истину, нам нужно получить доказательства. Нам нужна гарантия черным по белому – только тогда мы успокоимся. Но успокоимся ли мы на самом деле? Не замутят ли наш покой сомнения?

Предположим, Гензель и Гретель просыпаются ночью и с удивлением замечают ангелов. Не возникнут ли у них с наступлением рассвета подозрения, что это был лишь сон?

И еще одна мысль: если бы нам дано было увидеть — смогли бы мы вообще понять, что мы видим? Предположим, дети заметили слетевшую к ним стайку ангелов – какое впечатление отложилось бы в их сознании? Неожиданные, но приятные гости? Веселые эльфы? Развевающиеся одежды, мерцающие нимбы? Смогли бы они разгадать послание о вечном Завете? Едва ли. Скорее всего, угодив в ловушку ведьмы, они все так же трепетали бы от страха.

Наше сознание не может улавливать то, что лежит за границами нашего понимания. Оно не приспособлено для восприятия трансцендентного, поэтому трансцендентные образы чаще всего возникают, когда мозг пребывает в пассивном состоянии. Но это не значит, что такие образы не просачиваются внутрь и не касаются наших душ. Потому что даже не осознаваемое порождает в нас определенный резонанс, оставляет свой отзвук. Здесь мысли Франкла совпадают с концепцией психологии бессознательного. Однако интерпретации того, что именно в нас подсознательно резонирует, расходятся по своему качеству и содержанию.

Встав на точку зрения Франкла, мы вполне можем допустить, что опера Хумпердинка повествует о жизненном пути и становлении личности, о покинутом и заблудившемся человеке, которому тем не менее в любом случае гарантирована не осознаваемая им защита. Эта защита не избавит его от земных невзгод, но подсознательно она будет резонировать в нем – если только «ангелы» замкнут вокруг него свое кольцо.

И тому, кто, закрыв глаза, способен по-детски довериться подобному иррациональному духовному переживанию, – как это удалось моей пациентке, – никакие «ведьмы» в жизни уже не страшны.

Элизабет Лукас

Родилась в 1942 году в Вене. Ученица Виктора Франкла, более 50 лет занимается его наследием. Получив образование психотерапевта, специализировалась на практическом использовании логотерапии. После 13 лет работы в семейной и детской консультации в 1986 году основала вместе с мужем в Фюрстенфельдбруке (Германия) Южнонемецкий институт логотерапии – исследовательский институт с психотерапевтической амбулаторией, которым руководила на протяжении 17 лет. По возвращении в Австрию получила звание доцента и пять лет посвятила преподавательской деятельности (в частности, в Университете в Кремсе), а затем работала обучающим тренером и супервизором в Образовательном институте логотерапии ABILE в Вельсе (Австрия). Читала курсы и лекции более чем в 50 университетах мира. Была удостоена почетной медали Университета Санта-Клара в Калифорнии «за выдающийся вклад в область психологического консультирования», а также награды Фонда Виктора Франкла в Вене. В 2014 году стала почетным профессором МГУ. Автор более 130 публикаций, в том числе книг «Источники осознанной жизни. Преврати проблемы в ресурсы», «Искусство уважения. Как помочь ребенку найти свой путь», «Потеря и приобретение. Логотерапия при кризисе отношений и разводе», «Секреты удавшейся жизни. Смысл и радость на каждый день» и других. Работы Элизабет Лукас переведены на 18 языков. В настоящее время живет и работает в Австрии.