Мартин Дьюгард - Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории

Никодим заинтригован, но и раздосадован. Он привык повиноваться установленному религиозному закону. А Иисус сейчас говорит о том, что Бог – Бог не закона, а любви. И эти слова о том, что Сын Божий пришел спасти мир… Уж не намекает ли Назареянин, что этот Сын Божий – он сам? Да еще и твердит о втором рождении, как будто такое возможно для человека! Иисус не столько отвечает на вопросы Никодима, сколько возбуждает новые.

– Поступающий по правде идет к свету, – заключает Иисус, – дабы явны были дела его, потому что они в Боге сделаны.

Никодим слышал проповеди Иисуса в храмовых дворах и знает, что Назареянин любит говорить намеками и притчами. Сейчас он не совсем понимает, намекают ли слова о «хождении в свете» на его собственное появление из тьмы. Так или иначе, теперь ему есть о чем подумать.

В одиночестве поднимаясь на холм и возвращаясь в Иерусалим, Никодим понимает, что отныне ему не будет покоя. Он очарован Иисусом и его учением – и, пока жив, не сможет изгнать этого человека из памяти [36].

Жители Назарета хором поют «Шма», и голоса их, сплетаясь, возносятся к небесам:

– Слушай, Израиль! Яхве, наш Бог – Бог единый. Возлюби Яхве, Бога своего, всем сердцем своим, и душою своею, и крепостью своею!

Сегодня суббота, а субботнее богослужение всегда начинается со «Шма». Иисус вернулся из Иерусалима; теперь он сидит с непокрытой головой в той синагоге в Назарете, где молился всю жизнь. Это небольшая квадратная комната с деревянными скамьями вдоль стен. Храм в Иерусалиме, со священниками, сокровищницами и жертвоприношениями животных, – центр иудейской религиозной жизни. Но живительными источниками веры остаются такие небольшие местные синагоги, скромные места, где верующие молятся, проповедуют друг другу, читают по очереди пергаменные свитки Писаний. Синагога так важна для иудейской веры, что в одном лишь Иерусалиме таких мест, где верующие могут собираться в неформальной обстановке, более четырехсот. В синагоге нет священников и клириков, нет стандартного богослужения, а роль равви, то есть учителя, могут играть все по очереди. А еще здесь нет денег на столах.

Вместе с другими жителями Назарета Иисус возносит голос к небу, воспевая псалмы. Всех этих людей он знает с детства, да и они знают и его самого, и его родных.

Но Иисус изменился. Он не довольствуется более жизнью простого строителя. После возвращения из Иерусалима он за несколько месяцев обошел всю Галилею, уча в синагогах. Народ любит его; везде восхваляют глубокомыслие его учения. Ходят слухи, что он «грешит», вступая в беседы с самарянами. И вот что еще более странно: никто не может объяснить, как этот человек, никогда не учившийся врачебному искусству, сумел исцелить умирающего мальчика в рыбацкой деревушке Капернаум. Так что теперь появление Иисуса в родной синагоге среди соседей-назареян – событие, и, когда он встает, чтобы прочесть из Писания, все замирают в ожидании.

Служитель протягивает Иисусу свиток пророка Исайи.

– Дух Господень на мне, – читает Назареянин подревнееврейски, – ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное.

Не садясь, Иисус переводит эти слова на арамейский – для тех, кто плохо понимает древнееврейский на слух. Обычно в синагоге читают Писание стоя, а толкуют сидя. Так что Иисус снова садится, опирается спиной на стену, чувствуя, что все взоры устремлены на него.

– Ныне исполнилось писание сие, слышанное вами, – спокойно говорит он.

Люди поражены. Текст, который читал Иисус, относится к помазанному освободителю, к пророку и Мессии. К тому, кто придет и сделает всех свободными. И что же – неужто Иисус хочет сказать, что это он?!

– Не Иосифов ли это сын? – задают люди риторический вопрос.

Они прекрасно знают, что Иисус – сын Иосифа, и слова их означают: знай свое место! Твоя семья и не из самых состоятельных, и не из самых ученых в Назарете. Ты сын Иосифа, только и всего! Заявление Иисуса о том, что он будто бы послан Богом для благовестия, для них звучит оскорбительно. Даже родственники Иисуса не могут поверить его словам [37].

Но Иисус не теряется и не отступает. Он ждал такой реакции.

– Истинно говорю вам, – отвечает он, – никакой пророк не принимается в своем отечестве.

И далее произносит пространную речь, в которой обосновывает, почему только что прочитанные слова относятся именно к нему. Он ссылается на Илию и Елисея, двух пророков, отвергнутых народом Израильским [38]. Слушатели знают их истории и сразу понимают намек. В сущности, Иисус говорит этим людям вот что: он давно уже знает, что он Сын Божий, знает также, что они отвергнут его, но за это Бог отвернется от них. Говоря о наказании Божьем, Иисус упоминает голод, вдовство, проказу – и это приводит в ярость всю синагогу.

Забыв, что они находятся в доме молитвы, несколько мужчин вскакивают и хотят наброситься на Иисуса. Он выбегает за дверь. Они за ним. Эти люди, всего несколько минут назад погруженные в молитву, теперь слаженно отрезают ему все пути к бегству. Иисуса хватают и ведут на край города, на высокую скалу, с которой открывается вид на Галилею.

Эти люди намерены сбросить Иисуса со скалы. И очень вероятно, что им это удастся: что он сделает против целой толпы? Но в последний миг Иисус поворачивается к своим противникам лицом. Он стоит, выпрямившись во весь рост, расправив плечи и уверенно расставив ноги. В позе и лице Иисуса нет ничего угрожающего, но преследователи поражены его бесстрашием и тем, что он держится как власть имеющий. Что он говорит им – мы не знаем; его слова, как и оскорбления и угрозы его преследователей, в хроники не вошли. Но, так или иначе, толпа рассеивается. Иисус уходит из Назарета невредимым.

И уже не возвращается [39].

Трижды Иисус объявил о том, кто он: толпе в Иерусалиме, фарисею Никодиму и, в третий раз, в родной синагоге, людям, которых знал, как самого себя. Трижды назвал себя Сыном Божьим: заявление богохульное, за которое, по иудейскому закону, он заслуживает смерти. Такие слова не возьмешь назад; после них нельзя вернуться к тихой смиренной жизни, какую он вел до сих пор. Обратного пути нет. Назарет – больше не его дом, и сам он больше не плотник.

Иисус не напишет ни одной книги, не сложит песню, не создаст картину. Но за те две тысячи лет, в которые слово его услышат миллиарды людей, о нем напишут больше книг, сложат больше песен, создадут больше произведений искусства, чем о любом другом человеке в мировой истории.

Однако это дело будущего. Теперь же Назареянин – совершенно один, отрезанный от знакомой и привычной жизни, – идет по Галилее, проповедуя слова надежды и любви.