Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Мы не можем утверждать даже и того, что Иисус был уникально добрым и великим человеком. Я согласен с Джоном Ноксом, что церковная память могла ручаться за «личную моральную высоту» Иисуса, но я также согласен с ним, что критическое историческое исследование не в состоянии создать фигуру, обладающую достаточным моральным величием, чтобы удовлетворить тех, кто считает, что этот человек облагородил и возвысил их жизнь 1. Действительно, категория «уникальный» создает для истории серьезные трудности. В нашем распоряжении никогда нет адекватной сравнительной информации, которая позволяла бы выносить суждения типа «уникально добрый», «уникально сострадательный» и т.п. Исследователям Нового Завета можно поставить в вину именно то, что столь многие из них не понимают, как использование слов «уникальный», «беспрецедентный» и т.п. смещает ракурс исследования, и они начинают видеть вещи не в ракурсе истории и экзегезы, а в ракурсе веры 2. Мы можем признать без обсуждения величие Иисуса как человека, но мы должны сразу же отказаться от того, чтобы объяснять его воздействие абсолютно уникальными качествами его личности.

4

То, что в Иисусе несомненно уникально, — это результат его жизни и деятельности. Их высшая точка — воскресение и основание движения, выдержавшего испытание временем. У меня нет конкретного объяснения или рационального обоснования переживаний учеников, связанных с воскресением. Их яркость и значительность лучше всего видны в письмах Павла. Они, насколько я знаю, уникальны своим воздействием. Сообщалось, что Аполлоний Тианский являлся после своей смерти (Филострат. Жизнь Аполлония VIII: 31), и мы должны помнить, что притязание на воскресение не было уникальным. Но текст Филострата не оставляет впечатления горячей убежденности автора в том» что через Аполлония решительно говорит и действует Бог. Филострат, конечно, не был евреем и поэтому не был подготовлен к мысли о некоем однократном действии Бога, обнаруживающего свою волю и намерения. Следует полагать, что ученики Иисуса были готовы потупить такое откровение — хотя и не в такой форме. У нас есть все ос ном кия думать, что Иисус подготовил их к ожиданию драматического события, в результате которого будет установлено царство. Смерть и воскресение потребовали от них скорректировать свои ожидания, но не создали чего-то нового из ничего.

Это та граница, до которой я могу дойти в поисках объяснения того, что выделяет христианство из других «обновленческих движений». Ученики были подготовлены к чему-то. То, что они восприняли, вдохновило и поддержало их. Именно оно и является уникальным.

Достоверное, возможное и предполагаемое

Нам нужно посмотреть, насколько достоверен каждый элемент нашего портрета Иисуса, но сначала я хочу напомнить стратегию и цель исследования. В исследовании Нового Завета мы, кажется, зашли в некий тупик, в котором любую работу о Иисусе нельзя оценить существенно выше, чем «интересная»: иногда ее можно назвать провокативной, стимулирующей или даже проливающей свет, но обычно только «интересной». Я попытался пробить хотя бы небольшую брешь в этой стене и при обсуждении основных тем опираться на неопровержимые данные. Полная реконструкция, несомненно, требует умозаключений, догадок и предположений. Я надеюсь, что эти аспекты будут, по крайней мере, «интересными», но относительно основных тем мои амбиции выше: я хочу, чтобы результаты были убедительными для всех.

Исследование основано на мнении, что знания о Иисусе в соответствии со степенью уверенности в них можно стратифицировать, оценивая по следующей шкале: «сомнения неразумны» (или «достоверно»), «с высокой вероятностью», «вероятно», «возможно», «потенциально возможно», «недоказуемо», «неправдоподобно». To, что лучше всего известно о Иисусе — это достоверные факты о нем. о его публичной деятельности и о том, что происходило впоследствии. Хронологически это интервал между крещением Иисуса и формированием у Павла убеждения, что он является апостолом язычников в мессианской эре, и он охватывает призвание учеников, исцеления и проповедь, «выпад» Иисуса против храма, его казнь римлянами и продолжение деятельности его учеников как опознаваемой группы, которая ожидала наступления царства (но без вооруженной борьбы) и которая подвергалась преследованиям со стороны некоторых в Израиле, но не со стороны Рима.

Эти факты дают достоверное знание о Иисусе, знание общего характера. Они позволяют нам понять его как фигуру в истории религии. Они свидетельствуют, что он вписывается в общую схему еврейской эсхатологии возрождения, и показывают его как основателя группы, которая осталась верной чаяниям этой религиозной доктрины.

Возвращаясь к первому абзацу, характеризующему ожидаемое Иисусом царство, мы видим, что не все элементы этого перечня одинаково достоверны» и что его вполне можно расширить. Наименее достоверно, что Иисус отводил себе некую роль в царстве. В евангелиях он изображен как человек, в высшей степени неохотно говорящий о том, кто он, и предположение, что он считал себя «царем» или «наместником», есть результат умозаключения. Это умозаключение обосновано: Иисус отводит роль ученикам, а учитель больше своих учеников 1. Кроме того, ученики очень скоро стали называть его «Мессией», что совместимо с притязанием на роль правителя. Казнь Иисуса как претендента на титул «царь иудейский» показывает, что другие полагали, что он претендовал на царский престол. Следовательно, к этому умозаключению можно прийти и другим путем: несмотря на его нежелание присваивать себе титул, еврейские аристократы и римляне понимали его очень хорошо. То, на что он претендовал, было равносильно притязанию на царство. Однако единственное прямое подтверждение — это символический жест въезда в Иерусалим на осле, и некоторые вполне разумно сомневаются в аутентичности этого рассказа. Надежными являются следующие факты: он говорил о царстве; его ученики ожидали, что будут играть в нем какую-то роль; они считали его своим лидером; он был распят за притязание на царский престол.

Все остальное в этом перечне характеристик установлено настолько твердо, насколько это возможно для такого рода исторической информации. Храм, двенадцать, нечестивые, запрещение развода — все это твердо установлено.

Иногда можно продвинуться дальше этого общего портрета Иисуса. Нам точно известны главные темы его особой вести. Их можно резюмировать словами «царство»» и «нечестивые». Чем Иисус отличался от других, видящих вещи в той же перспективе, можно установить лишь с несколько меньшей достоверностью. Особенно поражает нехватка материала, подтверждающего, что он разделял такие аспекты общей веры, как представление о грядущем великом суде и о покаянии как подготовке к нему. Объяснение, почему ожидаемые темы недостаточно выражены, может быть лишь «гипотетическим», или «спекулятивным». Я предполагаю, что Иисус обходил эти темы во многом потому, что заботу об этой части общей задачи отводил Иоанну. Но хотя это предположение спекулятивное и не основано на прямых свидетельствах, оно подкрепляется основанным на фактах умозаключением: Иисус начал свою деятельность под влиянием Иоанна, в целом вписывается в ту же общую перспективу, и не подчеркивает две главные темы вести Иоанна. Отсюда, конечно, можно заключить, что он опустил их потому, что перестал в них верить, но это кажется значительно менее вероятным. Он продолжал верить в суд (хотя не учил об этом)4, и, несомненно, верил в примирение грешников с Богом.