Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Ранее я утверждал, что речение о храме и акция должны рассматриваться вместе, и что они указывают на «эсхатон», а не на «чистоту». Теперь это утверждение можно расширить. Пророческий жест, чтобы быть полностью понятным, нуждается в своего рода обрамлении» предпочтительно — в словесной интерпретации. Как только мы отказываемся приписывать Иисусу речение Мк. 11:17 пар., у нас не остается ни одного речения, свидетельствующего о его неудовлетворенности священством того времени. Евангелисты не дают нам ни одного традиционного обвинения в половой распущенности и галахической нечистоте. Нет и никаких указаний на то, что Иисус выступал за замену существующих священников другими. Предпочтение другого способа выполнения священнических обязанностей (как в Кумране) или обвинение в половой распущенности и нечистоте (Псалмы Соломона, Кумран) поместили бы акцию Иисуса в обрамление иудаизма, что помогло бы нам ее интерпретировать. Некоторым образом, даже удивительно, что Иисусу не приписано никаких высказываний такого рода. Критика священства — но не религии самой по себе — подогнала бы Иисуса под хорошо известный тип ревнителя чистоты богослужения, что, вероятно, было бы намного удобнее для его последователей, чем сохранение более радикального речения о разрушении. Это частично, но только частично, достигнуто добавлением слов «дом молитвы», «вертеп разбойников». В этом направлении можно было бы сделать намного больше. Это наблюдение позволяет ясно увидеть, что не существует никакого указания на то, что символическую акцию в храме следует рассматривать в контексте критики священников и левитов 24* или их поведения в храме.

Если бы, исходя из других оснований, мы думали, что Иисус выступал за программу религиозных реформ, или что он примыкал к некой партии, стоявшей 9 оппозиции к священству того времени, то у нас была бы возможность понять его жест как символизирующий очищение. Но на самом деле на основании других данных мы можем видеть, что дело Иисуса вписывается не в реформирование, а в эсхатологические чаяния.

Таким образом, не существует никакого контекста для понимания символической акции как «очищения». Иудаизм того времени не ждал «очищения» от эсхатологического пророка или учителя; и ничего из тоги, что можно было бы надежно приписать Иисусу, на очищение не указывает 1'.

С другой стороны, у нас есть речение Иисуса о разрушении храма, и сам жест — опрокидывание столов — естественно указывает на разрушение. Далее, пророчество о разрушении хорошо согласуется с еврейскими эсхатологическими чаяниями того времени; и самое лучшее, что мы можем сделать, — это понять речение и акцию в этом контексте.

Обратимся теперь к другим темам, которые возникают в литературе, передающей чаяния возрождения Израиля.

3 ДРУГИЕ УКАЗАНИЯ НА ЭСХАТОЛОГИЮ ВОЗРОЖДЕНИЯ

От Иоанна Крестителя к Павлу

Из того» что нам известно о Иисусе, наиболее достоверны два факта» проливающие свет на начало и конец его деятельности. Согласно информации, которой мы располагаем, Иисус начал свою публичную деятельность» будучи близко связан с Иоанном Крестителем, вероятно, как его ученик 1. После смерти и воскресения Иисуса возникло движение, которое провозгласило его Мессией, начало миссию к язычникам и — по крайней мере некоторое время и в некоторых местах — подвергалось «преследованиям».

Возникновение церкви часто рассматривалось как нечто не входившее в намерения Иисуса, даже противоречащее им: Иисус провозглашал наступление царства, но появилась церковь. В данный момент мы сосредоточимся только на том, что церковь и Иоанн Креститель (первая — глядя назад, второй —глядя вперед) говорят нам о жизни и деятельности Иисуса: его жизнь и деятельность протекали в рамках еврейских эсхатологических чаяний*.

Причина, по которой считается» что Иисус был тесно связан с Иоанном, а вначале, возможно, зависел от него» называлась часто: евангелия и Деяния стараются представить дело так, будто Иоанн сам приписывает себе второстепенную роль по отношению к Иисусу; и это старание настолько очевидно, что заставляет предположить прямо противоположное» а именно, что Иисус начинал как последователь Крестителя. Однако это не значит, что нарисованную в евангелиях картину нужно обращать в ее полную противоположность в смысле отрицания вообще всякой связи между Крестителем и Иисусом (как предлагает Энслин). Скорее, в ней видится признание связи, искоренить которую невозможно. Ощущаемая христианами необходимость поставить Иоанна на второе место яснее всего чувствуется в Четвертом евангелии (особенно в Ин. 1:20: «Он исповедал и не отрекся, и исповедал: Я не Христос»; 1:34: «Я увидел и засвидетельствовал, что он (Иисус) есть Сын Божий»; 3:30: «ему должно расти, а мне умаляться») и в Деяниях (18:24—26, крещение Иоанна ставится ниже). В одном отношении, однако, Евангелие от Иоанна яснее, чем синоптические евангелия, указывает на то. что Иисус фактически был учеником Иоанна. Согласно Евангелию от Иоанна, Иисус набирает своих первых учеников из числа последователей Крестителя (Ин, 1:35—40). В Ин. 3:22—24 и 4:1—3 Иисус осуществляет миссию, которая, будучи независимой от миссии Крестителя, близка ей пи духу и по месту действия*.

Что Иоанн сам был эсхатологическим пророком покаяния, явно подразумевается в сообщении Иосифа Флавия 4. Далее, портрет Иоанна и описание его вести в евангелиях согласуется с мнением Иосифа: проповедь в пустыне; одежда, заставляющая вспомнить Илию; призыв к покаянию как подготовке к грядущему суду 5. В новозаветной науке эти характерные черты сомнению не подвергаются.

В евангелиях подчеркиваются различия между Иоанном Крестителем и Иисусом. Они представлены в определенном смысле полярно противоположными. Иоанн был аскетом (заранее предсказан ным, Лк. 1:15; ср. Мк. 1:6 пар.; Мф. 11:18//Лк. 7:33), и его миссия заключалась в том, чтобы отделить зерно от мякины (Мф. 3:12//Лк. 3:17). Он и его ученики постились, а Иисус и его ученики — нет (Мк. 2:18 сл. пар.). Иисус был известен как «обжора и пьяница» (Мф. 11:19 пар.) и его миссией было присоединение грешников (ibid.). Возможно, эти противопоставления схематизированы, но никаких конкретных аргументов против любого из них привести нельзя, и они, по всей вероятности, говорят о запомнившемся различии между двумя людьми, которые были единомышленниками в отношении главной цели. В любом случае, нет причин сомневаться в достоверности изображения Иоанна как эсхатологического проповедника*.

Мы не будем пытаться установить, какое признание получил (и получил ли) Иисус от Иоанна'. Для наших целей в этом нет необходимости. Для понимания Иисуса более важно то, как он представлял себе свою собственную деятельность по отношению к деятельности Иоанна. Матфей и Лука дают нам материал, предназначенный для ответа на этот вопрос. К сожалению, он слишком уж хорошо соответствует церковному представлению. Пророки и закон сохраняли свою силу до Иоанна Крестителя, который на самом деле был Илией (Мф. 11:13 сл.). Иоанну здесь отводится его обычная роль предшественника Иисуса. Более вероятна аутентичность Мф. 11:11 // Лк. 7:28: никто из рожденных женщиной не больше, чем Иоанн; но «меньший в царстве» больше его. Как указывает О’Нил, «Иисус не противопоставляет всех рожденных женщинами, во главе с Иоанном, какой-то другой группе людей, наименьший из которых больше, чем Иоанн; он противопоставляет теперешнее состояние величайшего из людей будущему состоянию наименьшего в грядущем Царстве» 8. Христиане более позднего времени могли понимать это речение гак, что наименьший член церкви больше, чем величайший из тех, кто к ней не принадлежит, но О’Нил дает правдоподобную интерпретацию 25' этого речения применительно к тому времени, когда Иисус был еще жив. Царство Божье, которое преобразит состояние мира, уже близко. Если Иоанн Креститель велик, тем более великими будут участники царства в его полноте 4. Отсюда следует, что Иисус видел свою задачу в провозглашении царства, которое он рассматривал как следующий и окончательный этап в божественном плане спасения. Если Иисус считал Иоанна величайшим человеком в истории, то себя он, вероятно, видел вовлеченным в последний акт истории (не обязательно существом другого порядка).