Вертолёт, 2009 №02

Михаил Миль с женой и детьми Таней и Вадиком, 1937 г.

Я тяжело переживала арест брата, вынужденный уход с работы. Настроение у меня постоянно было плохое, начались проблемы со здоровьем. Чтобы помочь мне выйти из этого состояния, Михаил Леонтьевич отправил меня в 1939 году отдыхать на Кавказ. Сам остался в Москве с дочкой Таней, уже школьницей, и пятилетним сыном Вадиком. Много возился с ними, ходил в Политехнический музей, писал записки Тане в школу, выяснял, почему ей ставят плохие отметки. Я очень тяжело переживала предстоящую разлуку с детьми, не хотела ехать, но он буквально выпроводил меня из дома, очень старался развлекать письмами, писал, как и обещал, почти каждый день. Миша был очень рад, когда я с новыми силами, поздоровевшая, возвратилась домой.

Сам он редко бывал в отпуске, раз в 3–4 года, а меня посылал на курорты перед войной каждый год. Он меня очень любил, довольно часто рисовал. В письмах Миша часто просил меня прислать ему фотокарточку, но только такую, чтобы ему очень понравилась — он хотел, чтобы я снялась у хорошего фотографа. Миша любил все изящное, красивое и хотел, «чтобы и последняя черточка во мне ему нравилась». Вспоминаю, как он переживал, когда я сразу состарилась после потери сына и очень тяжелой болезни. Он все время спрашивал у врача: «Доктор, что с ней стало, она так хорошо выглядела». Ему было больно видеть меня такой, и он просил: «Паночка, не горюй. Погляди на нас с дочкой, ведь мы живы!».

Когда мы впервые приехали в Москву, нам на троих дали комнату в 6 квадратных метров, и если у нас оставались ночевать его друзья по работе, то они спали под столом. Потом нам дали другую комнату — 10метровую, в ней мы жили впятером: с дочкой, сыном и няней. А когда мы получили маленькую двухкомнатную квартиру на Бакунинской, это было настоящим счастьем, теперь уже к нам приезжали и останавливались друзья. Квартира, конечно, оставляла желать лучшего, хотя бы потому, что вместе с нами в ней проживали мыши и даже крысы, на которых мы устраивали настоящую охоту.

Михаил Леонтьевич всегда старался скрасить нашу жизнь, сделать ее приятнее. Одно из последних милых предвоенных воспоминаний: приезжаю из санатория, квартира чисто убрана, на столе белая скатерть, цветы. Миша и дети встречают меня с радостными лицами. Дома атмосфера настоящею праздника…

1941 год. Началась война. Рано утром 22 июля Михаил Леонтьевич отправил меня с двумя детьми — Вадиком и десятилетней Таней — к родным в Самару. Но, увы, мы там были лишними. Промучившись некоторое время, мы с мытарствами уехали обратно в Москву и с вокзала поехали на свою дачу, которую мы снимали в Ильинском, по Казанской железной дороге. Купили по коммерческой цене прекрасной любительской колбасы, белых булок, наелись досыта и стали ждать папу с работы. Приехав, он страшно удивился и обрадовался нашему возвращению.

В августе 41-го ему предстояло отправиться с автожирами на фронт, где он должен был пробыть до октября. В этот день Михаил Леонтьевич рано утром уехал на завод. Мы приехали на станцию Ухтомская к 11 часам проводить его. Расположились на траве, дети резвились и немного шумели, мне казалось, что Мише было за них неловко. Мы еще были спокойны и не осознавали до конца, что идет война.

В этот день вместе с пятью автожирами А-7 Миль вылетел на фронт в качестве инженера-лейтенанта автожирной корректировочной эскадрильи. Еще до войны, в 1936 году, автожиры конструкции Н.И. Камова (в создании этих автожиров принимал участие и Михаил Леонтьевич) выпускались небольшой серией. В 40-м году были проведены их испытания в горах Тянь-Шаня. На автожире были установлены стрелковое вооружение и пушка. Михаил Леонтьевич участвовал в проектировании, летных испытаниях и доводке автожира и активно добивался, чтобы автожиры были отправлены на фронт. Предполагалось, что с автожиров можно корректировать огонь тяжелой артиллерии. Но быстро выяснилось, что автожиры для этих целей непригодны — производят много шума и не могут летать без прикрытия истребителей. Некоторые из них использовали по другому назначению: автожиры совершили несколько удачных вылетов в тыл противника, доставив партизанам медикаменты и боеприпасы. Они летали преимущественно ночью, на небольшой высоте, и их было трудно обнаружить.

Война выявила в Михаиле Леонтьевиче такие качества, о которых в мирной жизни мы и не подозревали. Человек далеко не героической наружности, даже изнеженный в быту, на фронте он показал себя человеком, которого не останавливает опасность, который в самых критических ситуациях быстрее других находит выход. Когда немцы внезапно прорвали фронт под Ельней, автоматчики группы прикрытия решили бросить автожир — самим нужно было выбираться как можно скорее. Но Михаил Леонтьевич остановил панику, возникшую при внезапном отступлении, нашел полуторку и, разобрав автожир, вывез его из окружения.

Под Ельней, 1941 г.

Автожир А-7

Как хорошо, что сохранились письма, которые Миша писал с фронта. В них столько любви, тепла и даже… романтики. Вот, например, письмо, датированное 12 сентября 1941 года:

«Дорогая Паночка! Приехал Карпун накануне и привез письма от тебя. Какое это большое и настоящее счастье — получить на фронте письмо от своих близких! Я, откровенно говоря, пережил это впервые. Спасибо, дорогие, за письма и гостинцы, особенно рад Танечкиному и Вадиному письму, жалею только, что мне столько конфет прислали, себе не оставили. Я тут с товарищами поделился, с летчиками, на ужин чай пили с печеньем и конфетами. Кстати, в этот вечер двое наших вернулись здоровые после долгого ожидания.

Спал сегодня тепло, лежал на шинели, а укрывался вашим одеялом. Правда, голова уже привыкла к жесткому, но на подушке даже сны хорошие снятся. Опоздал с письмом, боюсь, растерял свои хорошие чувства и переживания. Только что кончил свою почти двухсуточную работу, не мог урвать времени написать. Сейчас пообедал за сегодня и за вчера, побрился и подстригся даже — отдыхаю. У нас тут и парикмахерская есть, живем культурно.

Выглянул из палатки — левитановская осень. Лиловые дымки облетевшей осени, нежное золото желтеющих берез. Небо осеннее, то солнышко выглянет, то дождиком примочит. Живем здесь хорошо, об успехах же на нашем фронте ты читала в газетах. Постараемся продержаться в том же духе.