Инга Каретникова - Как смотреть и понимать произведения искусств

Руки «говорят», они передают содержание всей драмы: в то время, как левая рука судорожно, до боли крепко сжимает ключ, и, кажется, никакая сила не сможет вырвать его, пальцы другой руки слабеют и, бессильно разжимаясь, выпускают ключ.

При анализе произведения следует помнить, что передача сходства с изображаемым предметом — не основная цель художника. Если б искусство заключалось только в передаче сходства с изображаемым предметом, скульптуру можно было бы заменить гипсовым слепком с живой натуры. Но наилучшая гипсовая маска, снятая с живого лица, мертва и безжизненна, хотя она в точности передает все мельчайшие детали.

Передать огромное духовное богатство человека под силу только мастеру, который сумеет увидеть и выразить главное, наиболее характерное в образе и в явлении.

Существенная особенность скульптуры, как одного из видов изобразительного искусства, — пространственность. В литературе или в музыке развитие образа протекает во времени. Писатель, например, может познакомить нас с юностью своего героя, а затем показать его в зрелом возрасте, может показать героя в различных ситуациях, то есть дает развитие характера героя во времени. Мастер изобразительного искусства такой возможности не имеет, он не может в одном произведении изобразить человека одновременно и молодым и старым.

Скульптор должен в изображении одного момента суметь раскрыть глубокое внутреннее развитие образа. Потому-то такое большое значение и имеет выбор момента, наиболее характерного и выразительного, который, рассказывая о настоящем, говорил бы в то же время и о прошлом и о будущем.

Значительность художественного произведения определяется тем содержанием, теми мыслями, которые в нем воплощены. Но чтобы эти мысли стали близкими, понятными зрителю и могли волновать его, необходимо, чтобы они были выражены в убедительной художественной форме. Только глубокое единство формы и содержания делает художественный образ живым и полнокровным. Рассмотрим некоторые элементы формы.

Помогает раскрыть содержание произведения сюжет. Понятие сюжета в скульптуре несколько отлично от понятия сюжета в живописи. Подробный повествовательный рассказ о скульптуре неуместен, сюжет должен объяснять то или иное состояние, действие. Но, так же как и в живописи, ни в коей мере не следует отождествлять сюжет произведения с его содержанием. Знать сюжет еще не значит понять содержание произведения.

Зачастую бывает так, что человек, познакомившись с сюжетом, перестает интересоваться произведением, считая, что он уже постиг всю его глубину, а ведь нередко один и тот же сюжет порождает совершенно различные образы. Возьмем для примера статую великого флорентийского мастера эпохи Возрождения Микеланджело «Давид»* и изображение того же героя у итальянского мастера XVII века Бернини*.

В обоих случаях изображен Давид — юноша-пастух, который согласно библейской легенде победил в битве великана Голиафа и тем спас свою родину от порабощения.

Даже при беглом взгляде бросается в глаза принципиальное отличие этих произведений. «Давид» Микеланджело полон величавого спокойствия, уверенности в своей победе. Это образ героя, возвышенный обобщенный. В нем чувствуется моральное превосходство над врагом, он словно не подвержен человеческим слабостям. Лицо Давида дышит суровой решимостью, гневно сдвинуты брови, тревожная игра света и тени наполняет жизнью и выразительностью его черты. В то же время ничто здесь не нарушает гармонии, внутреннего равновесия образа, исполненного высокой духовной красоты.

Иной «Давид» Бернины. Перед нами ослабленный, рассерженный человек, яростно замахнувшийся на своего противника. Тело его резко изогнулось, лицо искажено злобой, взгляд исподлобья и закушенные губы усиливают это впечатление.

Как далек образ Бернини от «Давида» Микеланджело, в котором художником воплощено представление людей эпохи Возрождения об идеально прекрасном человеке! Решение темы в произведении Микеланджело обобщенное и синтезированное, у Бернини же преобладает частный момент. Сама поза, жест «Давида» Бернини в отличие от решения Микеланджело воспринимаются как нечто частное, преходящее.

От содержания зависит и форма. Микеланджело оперирует большими массами, сильное тело Давида с увеличенными кистями рук и удлиненными бедрами — тело гиганта — изваяно с таким учетом распределения света и тени, при котором подчеркивается энергичность, решительность героя. Трактовка формы в работе Бернини более дробная, мелкая, а светотень контрастная, резкая. Композиция у Микеланджело построена на равновесии и гармоническом взаимодействии отдельных масс; композиция Бернини создает ощущение стремительной динамики, ее можно уподобить упругой, скрученной спирали, готовой в следующее мгновение распрямиться.

Понятие композиции в скульптуре отлично от понятия композиции в живописи. В живописи под композицией понимается расположение фигур, цветовых пятен на плоскости холста, в скульптуре — не только расположение фигур, но и соотношение пластических объемов и масс в пространстве. В живописи, как правило, речь идет о взаимосвязи нескольких фигур, в скульптуре же нередко — о композиционном решении в пределах одной фигуры.

Значение композиции как средства художественной выразительности хорошо можно почувствовать, анализируя одну из значительнейших работ Родена — статую «Мыслитель»*. Об этой скульптуре Владимир Ильич Ленин говорил молодым делегатам III Лондонского съезда партии, возвращавшимся домой, в Россию, через Париж: «В Париже обязательно посмотрите роденовского «Мыслителя»…

Художник изрбразил Могучего, сурового, погруженного в глубокое раздумье человека. Эта сосредоточенность подчеркивается композицией, что особенно хорошо видно сбоку слева: линия согнутой спины, наклоненной головы, опущенной руки образует замкнутую кривую, которая словно отгораживает человека от всего незначительного мелкого.

Большое значение имеют и такие средства художественной выразительности в скульптуре, как «трактовка формы» — манера лепки, обработка поверхности. Сравнивая, например, трактовку формы Микеланджело в его скульптурах «Давид» и «Умирающий раб», мы видим, что ощущение напряженной жизни и борьбы передает энергичная, рельефная трактовка формы «Давида», а обмякшие, утратившие упругость формы «Умирающего раба» — ощущение последнего ускользающего дыхания жизни.