Инга Каретникова - Как смотреть и понимать произведения искусств

Художникам более ранних периодов развития искусства была чужда точность в передаче натуры; их интересовала не верность изображения местности, явления природы или ее состояния. Пафос их изучения природы (а они тоже изучали, более того — анализировали ее) заключался в другом.

В большой картине великого французского художника XVII века Никола Пуссена, так называемом «Пейзаже с Полифемом», изображена природа «вообще», причем не какой-то определенный мотив, скажем, горы, море, лес или поля, — он изображает все! Свои представления о мире, о богатстве и разнообразии природы, об единстве всех ее элементов художник выразил в одном пейзаже. Перелески, холмы, мощные скалы и вековые деревья, родники, у которого {3} 3 Так в тексте — V_E. стоят нимфы, и море вдали — в пейзаж Пуссена включено множество явлений. Все в нем чередуется, все логично сменяет друг друга и складывается воедино. Не случайно Пуссен населил свой пейзаж мифологическими существами — фавнами, нимфами.

Эти существа, олицетворяющие, по греческой мифологии, силы природы, все эти холмы, леса и горы как бы еще раз, в образной форме, подчеркивали единство и многообразие мира. В центре картины, на далекой скале сидит Полифем, именем которого назван пейзаж. Одноглазый мифологический гигинт-циклоп, как бы сросшийся со скалой, играет на флейте, призывая, согласно мифу, свою скрывшуюся возлюбленную. Гигант почти слит со скалой, его не сразу видишь, и все же именно в нем соединяются и внешнекомпозиционные и гораздо более глубокие элементы содержания этого пейзажа. Своей игрой циклоп как будто вызывает к жизни все силы природы. Содержание пуссеновского пейзажа, его философский смысл исключали изображение конкретной местности.

Пейзажная живопись знает особый вид — городской пейзаж. Начиная с архитектурно-панорамных изображений в прошлом, этот жанр ведет к показу современного города. Художники раскрывают поэтичность города, его людных больших магистралей, красоту городских строений — соборов, мостов, железнодорожных вокзалов. Движение людей, машин вплетается в изображение городского пейзажа как его органическая часть.

Городской пейзаж нашел интересную интерпретацию в советской живописи. Один из примеров такого рода — картина Юрия Пименова «Новая Москва». Он изобразил блестяющую после дождя широкую улицу, на первом плане легковой автомобиль вылетающий на ее простор. Пименов сразу включил нас в действие, понес по этим праздничным улицам, передал нам их вольное дыхание. Город предстал в этом пейзаже не как людное и шумное место человеческого одиночества, как это нередко бывало у импрессионистов, но как живой, бьющийся организм, средоточие той новой жизни, которую строит наш народ.

Одно из разветвлений пейзажной картины — индустриальный пейзаж — получил распространение в искусстве XX века особенно в советской живописи. Наши художники видят родную землю, преображаемую трудом народа, раскрывают в этих пейзажах большие темы современности. В пейзажах советских художников, посвященных индустриальной теме, чувствуется дыхание современности, черты того нового мировосприятия, которое типично для людей страны социализма.

Характерен в этом смысле пейзаж «Перед Москвой»* Автор его художник Г. Г. Нисский необычайно свободно располагает на полотне заснеженную низину с лыжниками, дамбу с несущимся поездом, густой бор вдали. Все в картине живет торжественной жизнью, природа запечатлена художником в праздничном спокойствии яркого зимнего дня. Это торжество и спокойствие подчеркиваются прекрасно написанными облаками. Столбы высоковольтных линий передач прихотливо и тонко вычерчиваются на фоне снега, на первом плане спокойно стоит лыжница, по широкой дуге насыпи мчится поезд. И в этом несущемся поезде, пожалуй, находит воплощение чувство торжества, бодрости, которые навевает этот пейзаж в целом. Поезд мчится в Москву. Через несколько минут он минует последние холмы и перелески пригорода и войдет в гудящее кольцо столицы. Он мчится сквозь мерность необозримых пространств, мимо дач и лыжников, мимо парусников-облаков. Туда, к Москве, он везет груз. И неодушевленная машина в картине Нисского приобретает одухотворенность: она торопится, машина тоже выполняет свое задание, как и человек, который ее ведет.

Четкость замысла, ясность содержания пейзажа доходят до зрителя быстро и точно — таковы вообще свойства социалистического реализма, метода, в котором работают советские художники.

Натюрморт — третий из живописных жанров, определившийся спецификой темы. Натюрморт (от французского nature morte, что означает буквально — мертвая природа) посвящен изображению различных предметов, как правило, даров природы: фруктов, разной снеди в сочетании с посудой, драпировками и пр.

Подобно тому как эпоха Возрождения с ее интересом к личности человека стала временем формирования портрета, натюрморт как жанр полностью сформировался в XVII веке, и родиной его была Голландия, страна, в мировоззрении и культура которой был пафос утверждения значительности повседневного бытового, обыденного. Хотя основной принцип натюрморта, как правило, исключает изображение человека в картине, у голландцев, а позже и у других мастеров присутствие человека ощутимо в предметах, — они выражают его вкусы, его отношение к изображенному и иногда как бы несут на себе следы прикосновения его рук. Поэтому даже такой, казалось бы, «бесстрастный» жанр органически связан с идеями своего времени и творческой направленностью художника. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить голландский натюрморт с его утверждением материальной красоты каждого предмета со строгими натюрмортами французского художника Шардена, где изображенные предметы свидетельствуют о роде деятельности человека.

Жанры пейзажа и натюрморта интересны еще и в том смысле, что именно они в настоящее время служат художникам своего рода «школой живописи». Выезжая на природу, обходя с этюдником родную землю, запечатлевая самые различные ее уголки, живописцы овладевают тайнами своего ремесла, законами цвета в первую очередь.

Компонуя предметы друг с другом, постоянно изучая их объемы, силуэт, цветовые отношения, художники обнаруживают неведомые до того выразительные возможности, заложенные в самой видимой природе вещей. Эти работы нередко имеют и самостоятельную ценность, но даже когда они остаются лишь подготовленным материалом для будущих больших работ, в этих набросках остается обаяние быстро запечатленного момента, свежесть натуры.