Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

В руководстве по «Судебной гинекологии» В.О. Мержеевско-го врачу также отказывалось в какой-либо роли при расследовании «лесбосской любви». Даже в ходе судебных разбирательств, «напр<���имер> при развращении таким образом малолетней или слабоумной особы, <...> врач должен прямо отказаться от произнесения мнения, объявляя себя некомпетентным. <...> Исключение могут составить те случаи, где онанистическое раздражение причинило повреждение девственной плевы». Применение искусственных мужских членов («dildoes», букв.: «каучуковых мужей») и взаимная мастурбация взрослых женщин, хотя и могли оставить небольшие следы («увеличение похотника, увеличение и пигментацию малых губ»), не имели «никакой силы доказательности, встречаясь у доподлинно невинных в том особ». В кратком обзоре В.О. Мержеевский не стал ссылаться на европейских авторитетов, ограничившись отсылками к римским поэтам и одному современному беллетристу — Адольфу Бело (Belot, Adolphe; 1830—1890), чей роман «Mademoiselle Giraud, та femme» [Paris: Е. Dentu, 1870. 278 р.; рус. пер.: Бело, Адольф. Девица Жиро, моя супруга: роман/ соч. А. Бело; пер. с фр. СПб.: Н.С. Львов, 1870. П, 171 с.], выдержавший до 1871 года 28 изданий, был избран российским гинекологом в качестве типичного образчика западной бульварной литературы.

Автор, имея будто бы в виду нравственныя цели, избрал темой для своего романа лесбосскую любовь между двумя женщинами и рисует сцены, который могут только распалять воображение нервных и страстных натур. Если бы он действительно хотел принести пользу, то должен был бы действовать на нравы не заманчивым романом, а едкой сатирой* 7.

Поскольку правовые санкции против женской однополой любви отсутствовали, судебная медицина не видела необходимости в экспертизе ее распознания. До 1917 года в судебно-медицинских работах было опубликовано лишь несколько кратких пассажей о лесбийской любви 48.

Достижения европейской судебной гинекологии в области «педерастии» и «лесбийской любви» не оказали большого влияния на медицинскую практику в России, поскольку законодательство (об этом ниже) предусматривало сравнительно мягкое наказание за однополые эротические акты. Практикующие врачи редко привлекались в качестве экспертов по таким делам, и поэтому у них не было нужды обобщать опытные данные или обмениваться наблюдениями в распознании порока с настойчивостью, присущей их западноевропейским коллегам. Медицинскому аспекту проблемы не придавалось столь же большого значения, как во Франции или Германии. В Европе всё сильнее звучали голоса сторонников той точки зрения, согласно которой раскрыть суть однополой любви может психиатрия, но не судебная медицина. При таком подходе потребность в дальнейшем развитии в Российской империи медицинской модели «гомосексуальности» оказывалось еще менее актуальной. М. Фуко утверждал, что психиатрия в Европе была «буржуазной» наукой, распространившей медицинское понимание сексуальности сначала на средний класс и только потом обратившейся к другим социальным группам 49. В России на исходе царской эпохи психиатрия как наука обслуживала исключительно малочисленный средний класс. Поэтому психиатров было крайне мало (по данным на 1916 год — только 350). Они проживали в крупных городах и зарабатывали частной практикой 50.

Подобно городскому среднему классу в целом психиатрия в самодержавной России не имела политического влияния даже после установления после революции 1905 года квазиконститу-ционной системы. Если судебные врачи и гинекологи были далеко не в лучших отношениях с властями и полицией, то трения между властями и психиатрией были еще ощутимее. Конфликты по поводу насильственного помещения уголовных и политических преступников (в цепях и с тюремщиками) в психиатрические клиники шли вразрез с требованиями врачей превратить эти учреждения в медицинские центры. Состояние психиатрии вызывало глубокий пессимизм, поскольку клиники испытывали хроническую нехватку денег, а потому плохо содержались. Заключение судебного психиатра не имело решающего значения в суде, когда стоял вопрос об освобождении от наказания по причине невменяемости 51. Гонимая, неуважаемая и нищая русская психиатрия едва ли могла рассчитывать на признание и финансовую поддержку в каких-либо других сферах, не связанных с расстройствами рассудка и нервными заболеваниями.

При обсуждении однополой любви как медицинской проблемы русские психиатры исходили, с одной стороны, из особенностей России, а с другой — опирались на основополагающие работы европейских сексуальных психопатологов. Судебно-психиатрический очерк «Извращение полового чувства» (1884) Вениамина Михайловича Тарновского о «педерастии» в ее различных врожденных и приобретенных формах не нашел широкого отклика у российских психиатров. То же можно сказать о переводе «Psychopathia sexualis» Р. фон Крафт-Эбинга (1887) — поворотной вехе в психиатрической систематике перверсий 52. В.М. Тарновский сотрудничал с судом и полицией, чем вызывал к себе настороженное отношение. Решительная защита им правительственного регламентирования проституции и тесные связи с властями компрометировали в глазах коллег его пато-логизированные воззрения на проститутку и, по всей видимости, на «педераста» 53. Другой Тарновский, Ипполит Михайлович, петербургский акушер-гинеколог, выпустил исследование «Извращение полового чувства у женщин» (1895), прямо заявив о нормальности и естественности женских однополых отношений 54. И.М. Тарновский прекрасно знал западные теории врожденной извращенной сексуальности, но далеко не всегда следовал им (ведь и сами эти медицинские модели были не лишены противоречивости в своих основаниях). С равной симпатией он относился к женщинам из всех социальных групп. На его взгляды оказал влияние приобретший широкую популярность феминизм и требование равенства полов, поддерживаемое мужской частью интеллигенции. При этом важно помнить, что при царизме врачами могли быть только мужчины 5,15.

Самый влиятельный в России сторонник медицинской модели однополых отношений В.М. Бехтерев поверял свою психиатрическую методику в клинической (не судебной) практике и исключительно на мужчинах бомонда 56. Его сконцентрированность на мужских девиациях респектабельной верхушки доминирующего гендера явилась зеркальным отражением стремления западной психиатрии применить теорию извращенной сексуальности прежде всего к буржуазии. В.М. Бехтерев резко осуждал нападки властей на судебную медицину 57. Одновременно он выдвигал на первый план клинические, а не судебные аспекты половых перверсий. Благодаря этому ему удалось значительно укрепить позиции медицинской модели «гомосексуальности». Наконец, акцентированием им внимания на роли воспитания в этиологии половых перверсий призывало к профессиональному подходу к исследованию их места в общественной жизни. Лишь только после выявления механизмов полового развития (и расстройства) психиатры могли бы настаивать на экспертизе в целях профилактики перверсий.