Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

В 1850—1860-х годах судебные врачи Западной Европы систематизировали физические признаки анального сношения между мужчинами, а также других однополых эротических контактов, в том числе и между женщинами. Особую известность приобрели работы судебных врачей парижанина Амбру-аза Аугусте Тардье (Tardieu, Ambroise Auguste; 1818—1879) и берлинца Иоганна Людвига Каспера (Casper, Johann Ludwig; 1796—1864). Опубликованная в 1857 году книга А.А. Тардье о судебно-медицинских признаках полового преступления, содержавшая главы об анальном сношении, которое рассматривалось на примере более двухсот «педерастов», уличенных парижской полицией, не утратила своего значения и в XX веке 18. Русские врачи, проводившие экспертизы в этой области, были знакомы с трудом А.А. Тардье, но критиковали некоторые его выводы, опираясь на опровергавшие их примеры из собственной практики 19. Работы И.Л. Каспера (опубликованы в 1850-х годах), посвященные «педерастам» Берлина, были, возможно, более популярны в среде российских судебных врачей, предпочитавших немецкую осторожность и фактологичность. Однако ссылаться они предпочитали на оба источника, руководствуясь, таким образом, неким гибридом из немецких и французских воззрений на признаки мужеложства 20. Подход российской судебной медицины к обнаружению признаков мужеложства был гораздо менее системным, и это косвенно свидетельствовало о том, что он опирался на исследования сразу нескольких западных авторитетов 21.

Учреждения, отвечавшие за экспертизу половых преступлений, получали от казны незначительную помощь. Законодательство (см. Медицинские Уставы 1857 и 1892 гг.) предписывало частнопрактикующим врачам оказывать помощь суду в случаях, когда врачи, состоявшие на государственной службе, не могли справиться с задачей. От любого врача можно было потребовать медицинского заключения или диагноза душевного состояния 22. Уровень экспертиз отличался крайней пестротой. «Скромные провинциальные работники» — земские, городские и полицейские врачи — давали лаконичные и маловразумительные «заключения», в то время как профессора медицинских факультетов университетов — «врачи-специалисты» с «привычкой большинства из них к преподаванию <...> развивали <...> [мысль] с научной широтой и глубиной» 23. За услуги полиции и судам врачам платили мало или вовсе ничего. В 1890 году Министерство юстиции постановило, что судебные медицинские исследования не подлежат вознаграждению, и по меньшей мере один врач получил отказ суда на просьбу оплатить проведенную им экспертизу по делу о мужеложстве 24. В последние годы царизма судебная медицина преподавалась в некоторых медицинских училищах. В Московском университете была открыта даже соответствующая кафедра, но сам по себе этот вид деятельности по-прежнему оставался на периферии государственных интересов. Подобных кафедр в империи были единицы. Полиция по привычке обращалась к первому попавшемуся врачу, аптеке, лаборатории, при том что медицинские работники такого ранга «не имели контактов с кафедрами судебной медицины» 25.

Всё же постепенно благодаря судебной реформе методы распознавания признаков мужеложства были приняты медиками на вооружение. Это произошло спустя 15—20 лет, после того как эти методы получили распространение во Франции и Германии. Не всегда совпадая в способах применения, они практиковались еще до оформления городской культуры взаимных мужских половых отношений. Тенденция официальной европейской медицины игнорировать «педерастическую» практику врожденного «педераста» и конструировать его личность исходя из наблюдений за поведением этого субъекта была присуща и русским текстам, посвященным распознаванию мужеложства. Однако активному уголовному преследованию мужеложство в России не подвергалось, и такого же результата, как в Германии и Франции, где внимание полиции было неусыпно обращено на эти стигматизированные группы, добиться не удавалось. И как следствие — низкий интерес российской судебной медицины к выявлению мужеложства. Еще меньший интерес вызывали женские взаимные половые отношения, хотя при раскрытии фактов насилия судебная гинекология играла определенную роль.

Первая попытка использовать в России зарубежные достижения в области выявления однополых пар была сделана в 1878 году Владиславом Осиповичем Мержеевским (1842—?) на страницах его «Судебной гинекологии» 16 16 [В 1872 г. эта работа уже выходила под заглавием «Половыя отправления», см.: Библиографический список...] , опубликованной в Санкт-Петербурге. Автор, член Медицинского совета Министерства внутренних дел, посвятил большую часть своей работы признакам преследования женщин мужчинами — половыми преступниками. Глава IV «Педерастия (мужеложство)» заняла пятьдесят семь страниц (с. 203—260), небольшие по объему главы были отданы «лесбосской любви» (гл. V, с. 261—262) и «скотоложству» (гл. VI, с. 263—273). Акцентируя внимание на «противоестественных сношениях», эти главы следовали непосредственно за главой о гетеросексуальном «изнасиловании» (гл. III, с. 76—202) — наиболее распространенном преступлении. Подобная череда, а также рассмотрение однополых актов в контексте судебной гинекологии предполагают и соответствующее отношение к мужеложству — как обычному выражению необузданной мужской похоти, объектом для которой мог оказаться кто угодно — и женщина, и мальчик, и мужчина, и животное. Тем не менее в главе о мужеложстве прослеживается попытка подхода к «педерасту» как особому типу личности.

В.О. Мержеевский начинает с рассмотрения истории законодательства о «противоестественном удовлетворении половой страсти», затем приводит небольшой обзор европейской литературы о мужеложстве. Кратко отметив, что для И.Л. Каспера «порок этот по большей части бывает врожденный(?)» (здесь В.О. Мержеевский ставит знак вопроса), русский ученый квалифицирует мужеложство как «умственный гермафродитизм». Далее, без каких-либо комментариев автор воспроизводит недавнее утверждение Карла Фридриха Отто Вестфаля (Westphal, Carl Friedrich Otto; 1833—1890) о том, что «ненормальное половое влечение есть гораздо чаще, чем обыкновенно полагают, симптом психопатического или нервнопатического состояния» 26. Затем В.О. Мержеевский обращается к социальной среде, в которой «порок скрыт от “непосвященных в тайну”», и описывает сорок два случая мужеложства (гл. IV, § 11 «Казуистика мужеложства», с. 220—260), найденные им у А.А. Тардье, И.Л. Каспера и в делах окружного суда Петербурга 27. Последние были связаны главным образом с идентификацией «пассивных педерастов» путем осмотра заднего прохода и сравнения с перечнем физических изменений в нем. Вслед за И.Л. Каспером В.О. Мер-жеевский отверг мнение А.А. Тардье, что на пенисе «активного педераста» всегда имеются признаки его порока. Тем не менее российский гинеколог посчитал необходимым включить в свою книгу «случай» из труда французского врача. Этот «случай» был озаглавлен В.О. Мержеевским следующим образом: «Привычная активная и пассивная педерастия. Характеристическая конформация полового члена (Т<���ардье>)». Комментариями публикация не сопровождалась 28.