Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

В России светские власти стали заниматься регулированием однополых половых актов позднее, чем в Западной Европе. Во Франции, Англии и Священной Римской империи в промежутке между 14-м и 16-м столетиями государственные органы в процессе осуществления контроля за местными церковными судами и иерархами ввели собственные законы против «содомии» 5. По большей части такое законодательство закрепляло религиозный запрет. Более того, в эту эпоху западное юридическое толкование «содомии» включало на Западе не только анальное сношение (между двумя мужчинами или мужчиной и женщиной), но и другие непрокреативные сексуальные действия. Только к концу XVII века «содомию» стали понимать как специфический половой акт. Это было обусловлено тем, что в Северо-Западной Европе ревнители моральной чистоты сосредоточили внимание на нарождавшейся городской субкультуре взаимной мужской сексуальности 6. Моралисты, побуждаемые религиозными мотивами, осуждали мужскую проституцию и публичный секс как зло. Эпизодические волны преследования «содомии» наблюдались в Нидерландах и Англии. Именно тогда Петр I Великий посетил эти страны во время своего путешествия в 1697—1698 годах по Европе, так называемого Великого посольства, беспрецедентного для русского правителя.

Прошел слух, что у Петра I был личный опыт мужеложства. Это промелькнуло в устных показаниях в суде о мужеложстве (buggery) над английским капитаном, задержанным в 1698 году в Лондоне 7. Несколько позже Петр I, откликаясь на веления времени, по рекомендации немецких советников впервые в истории России принял светский устав против однополых отношений. Если Православная Церковь концентрировала усилия на надзоре за однополой средой мужских монастырей, то царь обратил схожего постоянства рвение на армию и флот, другую гомосексуальную сферу. В то время в русской армии проходили крупные реформы, касавшиеся набора, обучения и экипировки. Лора Энгелынтейн отметила, что в петровском Уставе воинском 1716 года, «мужеложство» (здесь оно поименовано с использованием специфически детализированной формы «муж с мужем мужеложствует») было наказуемо не из-за наносимого им морального вреда, а в силу угрозы устойчивости воинской иерархии 8. Это было вовсе не «лицемерием» 9, а отражало неустанное стремление царя перенять результаты того, что историки называют «военными реформами», поставившими армии Европы на уровень выше по сравнению с неуправляемыми и плохо оснащенными войсками Московии 10.

Расширение на протяжении 18-го столетия контактов с Западной Европой и постепенное усвоение правящей элитой России западных нравов подкрепилось и укоренением западных сексуальных ценностей. В «Проектах Уголовного Уложения 1754—1766 годов», которые начали разрабатываться еще во времена Елизаветы Петровны (1709—1762), статья «о содомском грехе» была написана языком Библии и гораздо менее конкретно, чем в воинском законодательстве. Как и петровским Уставом воинским, статьей предусматривались различные наказания за акты по взаимному согласию и насильственные 11. Этот проект был очевидной попыткой перенесения концепции воинской иерархии на общество в целом и должен был предстать в узнаваемом религиозном контексте моральной нормой. «Проект Уголовного Уложения Российской Империи» 1813 года содержал еще более эвфемистичную формулировку, запрещавшую «противоестественное студодеяние» 12. Язык этого проекта отражал моралистическую боязнь характеризовать преступление более ясными словами (из-за повальной убежденности властей, что описание «мужеложства» послужит лишь распространению порока). Данный проект также сохранял и даже усиливал религиозную подоплеку наказания, впервые отмеченную в проекте 1754 года. Проект Уголовного Уложения 1813 года, помимо уголовного наказания (зависевшего от социального статуса преступника), предлагал обязывать совершивших злодеяние приносить «публичное церковное покаяние». Участие Церкви в моральном осуждении половых преступников совпало с расширением ее обязанностей по контролю за личными и семейными делами в эпоху реакции, наступившей после изгнания Наполеона Бонапарта (1769—1821) 13. Когда в 1835 году новый Свод законов уголовных (ст. 677) был наконец введен (опубликован в 1832 г. как [т. 15] Свода законов Российской империи, заменив Уложение государя царя и великого князя Алексея Михайловича [1629—1676] (1649 г.)), «мужеложство» было запрещено и для гражданских лиц. В этом и в пришедшем ему на смену Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (ст. 1293—1294) требование наложения Православной Церковью епитимьи за мужеложство укрепляло связь между религией и моралью, намеченную в предшествующих проектах.

Позднее в нижеследующей редакции и под новым номером [в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных издания 1866 года] будет изложена ст. 995.

Изобличенный в противоестественном пороке мужеложства, подвергается за сие: лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение. Сверх того, если он христианин, то предается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства.

[Позднее в нижеследующей редакции и под новым номером будет изложена ст. 996 (Там же).]

Если означенное в пред шедшей, 995<-й> статье преступление было сопровождаемо насилием или же совершено над малолетними или слабоумными, то виновный в оном подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на каторжную работу в крепостях на время от десяти до двенадцати лет.

Законодательство, действовавшее до 1917 года, распространило государственное регулирование однополых мужских отношений не только на вооруженные силы, но и на общество в целом 14.

Озабоченность государства состоянием общества нашла отражение также во введении в 1843 году надзора за женской (гетеросексуальной) проституцией. Эта мера, действовавшая и в последующие десятилетия, наделила медицинскую экспертизу полицейскими функциями. Проститутки с лицензиями, «желтыми билетами», имели право заниматься «личным промыслом» только при условии их периодического осмотра врачами городских «врачебно-полицейских комитетов» 15. Сосредотачивая внимание только на публичных женщинах, городские врачебно-полицейские комитеты под эгидой Министерства внутренних дел вплоть до 1917 года осуществляли систематический надзор за девиантной сексуальностью. Медицинский подход к однополым эротическим отношениям в российской науке берет начало с момента, когда врачебно-полицейские функции распространились на более широкие области, чем контроль за проституцией.

Своим осмотром личности судебная медицина России начала XIX века могла сравнительно мало чем помочь расследованию половых преступлений 16. Развитие этой области медицины было обусловлено радикальными переменами в юридической практике, сопровождавшими великие реформы 1860-х годов. Новая система правосудия опиралась на «рациональные зерна»: устные показания и показания, полученные в ходе перекрестного опроса. Такая система резко отличалась от дореформенной практики письменных свидетельств и судебных постановлений. Для рассмотрения уголовных дел были введены суды присяжных, что являлось существенным отходом от европейских законодательных систем, где судебные постановления основывались скорее на юридических словопрениях сторон, чем на сложившихся в обществе представлениях о справедливости. Отныне эксперты обязаны были нести ответственность перед судом за свои заключения и отстаивать их перед лицом прокурора, свидетелей и обвиняемого 17. В уголовных делах, касавшихся однополых эротических практик, а именно добровольного мужеложства (consensual sodomy), мужеложства насильственного (sodomitical rape) или (скорее умозрительного, чем реально случавшегося) развращения малолетних девочек со стороны опекающих их взрослых женщин, мнения медиков о признаках запрещенной активности могли иметь решающее значение.