Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Хотя когорты «зараженных» гомосексуальностью мужчин и вызывали у А.В. Рахманова обеспокоенность, он тем не менее оправдывал присутствие в армии «женщин мужественного вида», как замужних, так и не желавших выходить замуж в силу своей «маскулинизации». «Они не претендуют ни на что другое, как на службу». Говоря о «женщинах на военной службе», А.В. Рахманов писал: «<...> особенно это встречается среди комсостава, переодетые в мужское платье». Он сам лично наблюдал два случая:

Это женщины мужественного вида, носят военную форму, но одна из них является в то же время женой мужчины и имеет детей, так что, будучи командиром Красной Армии и занимая довольно высокий командный пост, имеет семью. Другая женщина не имеет семьи и является более маскулинизированным типом. Тут, по-видимому, нет необходимости применять особые меры. Так что, я думаю, это положение, которое предлагаем, чтобы установить экспертизу в каждом отдельном случае, и решает вопрос.

Никто из присутствующих не стал оппонировать тезису

А.В. Рахманова о полезности для государства женщин с гендерным несоответствием. Переодетая женщина (каковы бы ни были невысказанные замечания по поводу сексуальности «маскулинизированного типа»), судя по всему, занимала высокое положение в рядах Красной Армии. Поэтому такая фигура требовала «персонального», а не общего подхода.

Похожий призыв к «внимательному» и индивидуальному рассмотрению последовал за сообщением о том, что прежде советские официальные лица одобряли однополые браки, и Совету предстояло решить, будет ли и «трансвеститам» такое официально позволено. И снова терпимость была проявлена исключительно в отношении личностей, которые биологически считались женщинами. Узнав об успешной борьбе Евгении Федоровны М. за признание Комиссариатом юстиции ее брака с женщиной, Н.К. Кольцов посчитал необходимым высказать обеспокоенность:

<...> ведь в результате пострадала жена, т. е. женщина, на которой женилась другая женщина. Этой женщине был нанесен ущерб, потому что вряд ли она осталась нормальной, какой она могла бы быть, если бы вышла замуж за мужчину. Я полагаю, что в этих случаях надо быть чрезвычайно осторожным. Только в исключительных случаях и при согласной экспертизе опытных экспертов можно это допустить 53.

Тем самым советский биолог фактически допустил однополый брак при условии специального медицинского надзора. Никто из присутствующих не высказал возражений. Позднее, в ходе дискуссии, Н.К. Кольцов настаивал на необходимости принятия специального закона, запрещавшего женщине, переодетой мужчиной, жениться на другой женщине, но не получил поддержки коллег, и его предположение не вошло в окончательную резолюцию, положенную на стол Н.А. Семашко. Психиатр Л.Я. Брусиловский указал на опасность беспорядка в женских банях, если право быть трансвеститом в той или иной форме будет признано государством 54. Особенное беспокойство вызывали мужские представители «среднего пола» и «психическая зараза», ставившая под угрозу моральный дух военнослужащих. Собрание ведущих психоневрологов России фактически умалчивало о «феминизированных» мужчинах, «переодетых» женщинами, и об однополых браках между «мужчинами-трансвеститами».

Фемининность мужчин была признаком отсталости, она не касалась русских гомосексуалов, а была характерна исключительно для «несчастных бачей <...>, мальчиков, которых одевают в женское платье и портят навсегда, людей отнюдь не среднего пола, а совершенно ярко выраженного мужского пола. Ввиду того обстоятельства, что нам приходится считаться с чрезвычайно<���й> экономической эксплоатацией в таких случаях, нас заставляет быть очень осторожными в отношении трансвеститов» 55. Мужская фемининность была представлена чуждой, отсталой и трагичной, в то время как маскулинизация женщины ассоциировалась с компетентностью, властью и, по сути, с верностью ценностям (определенно русским) революции.

Последний вопрос, обсуждавшийся в ходе данной дискуссии, отражал утопические ожидания времени. Он касался просьбы Каменева сделать из него женщину путем хирургического вмешательства и замены документов. Ведущий практикующий психиатр П.Б. Ганнушкин подтвердил, что «такие вопросы (просьбы об изменении пола. — Ред.) постоянно встречаются»; следовательно, подобная проблема существовала и в России, и ее нельзя было игнорировать как исключительную для Германии. В то время под наблюдением в его московской клинике находилась женщина, желавшая стать мужчиной, и он выразил обеспокоенность относительно правового положения врачей, пытавшихся выполнить подобную операцию. Перспектива перемены пола, как в случае с трансвестизмом, выдвигала на первое место проблему гражданского статуса такой личности. В этой связи П.Б. Ганнушкин и другие постоянно подчеркивали, что врачи не могут работать с такими пациентами без взаимодействиями с государственными органами, которые могли бы изменить официально зарегистрированный пол пациента (через ЗАГС, учреждение Комиссариата юстиции) 56. В равной степени вызывал беспокойство вопрос об уголовной ответственности врачей в таких ситуациях. П.Б. Ганнушкин сослался на дело 1928 года, которое он рассматривал в Московском городском отделе здравоохранения (Мос-здрав), когда врач

изменял пол и из мужчин делал женщин и наоборот путем довольно примитивной операции. Нам пришлось просмотреть громадное количество историй болезней одних и тех же лиц, фигурировавших, как Константин, Екатерина и т. д. <...>. Мы вышли из затруднения так: написали, что это редкий случай, когда психопаты-больные попали к врачу-психопату. Правильно это или нет, [но] это дело улеглось 57.

Судя по всему, П.Б. Ганнушкин сомневался в правильности подобного решения. Его слова прозвучали как просьба о моральном оправдании. Но откровенность ученого подталкивала к мысли, что изменение пола человека вполне реально и является делом недалекого будущего. Этот прогноз отражал как уровень развития науки, так и утопизм культурной революции 58.

Казалось бы, в результате этих дискуссий проблема «среднего пола» должна была обрести некую законченную форму. Ведущие нейропсихиатры Советской России заявляли, что при рассмотрении случаев «трансвестизма» необходима «экспертиза в каждом отдельном случае». Они требовали, чтобы «весь этот вопрос во всей его широте и со всеми возможными отклонениями» был отдан для разрешения Межведомственной комиссией комиссариатов здравоохранения и юстиции 59. Подобно Центральному совету по борьбе с проституцией, созданному в 1922 году Комиссариатом здравоохранения, смешанная комиссия по «трансвестизму» была призвана придать проблеме половой аномалии драматический накал. Разнообразные, противоречивые и весьма непростые вопросы секс-гендерного диссидентства следовало передать под эгиду медицины и биологической (и прежде всего гормональной) науки при содействии органов юстиции и соблюдении режима регистрации личности. Призвав создать Межведомственную комиссию, Ученый медицинский совет Комиссариата здравоохранения дал понять, что медицина должна как можно внимательнее отнестись к подобным случаям. Правда, медицинским чиновникам хотелось, чтобы была внесена ясность и официально решен «вопрос о праве трансве-стистов (да!) вступать в брак с лицами того же пола и о праве производства операций по изменению пола у трансвестистов» 60.