Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Один из актеров московского Театрально-музыкального училища им. А.К. Глазунова, осужденный в 1941 году за мужеложство, вышел на свободу после аналогичного пересмотра первоначально полученных против него показаний. Женатый актер Марковский дважды признавался следователям, что, работая в театре города Благовещенска, совершал акты мужеложства с товарищем по обвинению Федоровым. Последний подтвердил на допросе это признание 60, а на суде отказался от своих слов, и теперь уже Марковский заявлял: «Меня уговорил следователь подписать показание о том, что я имел половое сношение» с Федоровым. Вероятно, в промежутке между допросами и судом обвиняемые договорились о новом сценарии защиты. На суде [Марковский] предстал рьяным поборником «нормальных» отношений. Он сообщил новые сведения, о которых не говорил на следствии. Теперь Федоров признавался: «<...> но когда я завел разговор о мужеложстве, то он (Марковский. — Ред.) мне сказал, брось об этом думать, потому что это может плохо кончиться» 61. В версии Марковского оттенялись выигрышные моменты того разговора: «Я ему (Федорову. — Ред.) сказал, что у нас много хороших девушек, что это (мужеложство. — Ред.) нехорошо». Особо было подчеркнуто, что на время ареста Марковского его жена была беременна 62. (Тот факт, что эта молодая женщина жила в Киеве и была в разводе с мужем, показавшим на допросе во время ареста, за три недели до этого, что «адреса ее не знает», не был учтен 63.) Суд также удовлетворил просьбу Марковского об оглашении свидетельств, характеризующих его с положительной стороны как благопристойного, бдительного и нормального в отношениях с женщинами гражданина 64. Его друг утверждал, что Марковского возмутили «безобразия», вскрывшиеся в театре Благовещенска, и что он доложил тогда об этом властям, а теперь желает оттуда уволиться. Соседка актера свидетельствовала:

Я знаю Марковского с 1930 года. Марковский дружил с девушкой из нашего дома, которая умерла, потом была еще девушка. Мы еще над ним смеялись, что он так мало дружит с ребятами. Марковского я знаю до поездки на Дальний Восток. Я не могу допустить мысли, что Марковский мог заниматься педерастией 65.

Даже вымученное и неохотное признание жены Марковского, которая сказала: «В Благовещенске мы были с ним в одной группе и проводили всё время вместе, но я жила в отдельном номере», — не поколебало решимость суда оправдать ее мужа 66. Тем временем двое холостяков, проходивших по тому же делу, были осуждены, хотя адвокату Андреевского С.Д. Босько удалось добиться для него сокращения срока заключения на один год. В дополнение к уже приводившимся аргументам, использованным С.Д. Босько в этом деле, следует упомянуть и примененный им прием гетеросексуальной защиты. Верховному Суду адвокат заявил, что во время судебного разбирательства «по делу точно установлено, что Андреевский не являлся в полной мере гомосексуалистом», поскольку между эпизодами мужеложства был перерыв в полтора года. В апелляции С.Д. Босько утверждал, что двадцатитрехлетний неженатый студент «еще молод и может исправиться и при меньшем сроке наказания» 67. Адвокат сместил акцент с акта мужеложства на личность и настаивал, что его клиент в своей основе «нормальный» и, следовательно, исправимый. Для описания отношений между полами термин «гетеросексуальность» не использовался ни в одном из дел о мужеложстве, слушавшихся в Московском городском суде. И тем не менее адвокаты в процессе защиты «педерастов», или «гомосексуалистов», да и сами подсудимые, вероятно, по подсказке судебных следователей и судей, стремились подчеркивать маскулинность обвиняемых, основанную на «нормальной» сексуальности и семейных узах. Во время закрытых судебных заседаний, на которых рассматривались дела «гомосексуалистов», мужская гетеросексуальность получила новое смысловое наполнение.

В то время как переоценка мужской гетеросексуальности проводилась преимущественно в судебных процессах по обвинению мужчин в мужеложстве, сталинистские идеалы «нормальной» женской сексуальности строились без обращения к карательным мерам за однополую любовь. Взаимная женская любовь ютилась в приватных пространствах, а не на так называемых сексуализированных публичных территориях, оккупированных мужской гомосексуальной субкультурой, и не привлекала внимания милиции. И всё же, несмотря на отсутствие прямо выраженного запрета, нейтральный в гендерном отношении закон охватывал деяния, предполагающие отношения между взрослыми и «лицами, не достигшими половой зрелости», и допускал уголовное преследование женщин за секс с девочками. Два таких дела, имевшие место в Московском регионе (в 1925 и в 1940 годах), иллюстрируют трансформацию взглядов юристов на женскую гомосексуальность. Этот сдвиг отражает более глубокие изменения в советской половой этике, а также обнаруживает случаи лесбиянства в сталинскую эпоху.

Первое дело было возбуждено в конце 1923 года по жалобе, поданной нарследователю Волоколамского уезда матерью девочки-подростка, которая якобы была изнасилована женщиной-почтальоном. Нина, которой на момент события исполнилось пятнадцать с половиной лет, сказала, что Феодосия П., двадцати двух лет, убедила ее в том, что она — переодетый мужчина, и между ними началась любовная связь. В конце лета 1923 года Нина сказала матери, что она больше не девственница, добавив, что Феодосия, вероятно, не женщина. В ответ на жалобу матери народный следователь приказал провести гинекологическое обследование Феодосии. Оказалось, что та — женщина с нормальными гениталиями. Нину также обследовали, и выяснилось, что она достигла половой зрелости и уже рассталась с девственностью (в заключениях сообщалось, что она «хорошего сложения... развита» для своего возраста). После этого Нина попыталась отозвать жалобу: «Я ей (Феодосии. — Ред.) прощаю за ее шутку», и потребовала, чтобы их письма, находящиеся в руках следователей, были возвращены ей или сожжены 68.

Опубликованные записи не давали повода для продолжения этого дела, слушание которого состоялось в Московском областном суде лишь в апреле 1925 года. Однако из объяснений можно понять, что «нарследователь познакомил Феню (Феодосию. — Ред.) с явлениями гермафродитизма» 69. Та с детства причисляла себя к мужчинам. Это дело привлекло внимание судмедэкспертов и, вероятно, породило дискуссии между гинекологами и психиатрами. Когда суд наконец состоялся, были представлены новые данные гинекологического обследования, проведенного Вениамином Абрамовичем Рясенцевым (1874—?). Никаких отклонений от норм женского организма (в том числе признаков гермафродитизма) у Феодосии обнаружено не было. Более того, выяснилось, что Нина уже давно достигла половой зрелости. К тому же неординарность строения организма Феодосии секретом для нее не являлась, поскольку в суде она заявила: «Не верю и сейчас, что П. женщина, [она] не женщина, а гермафродит» 70. Судебный психиатр Н.П. Бруханский засвидетельствовал, что письма парочки — явное доказательство их «гомосексуальности». Суд не смог согласовать показания Феодосии и Нины о степени их вины в случившемся и ухватился за обследование В.А. Рясенцева, дабы объявить, «что в данном случае имели место развратные действия по взаимному соглашению лиц, достигших половой зрелости». Феодосия была оправдана 71. В 1925 году суд имел возможность воспользоваться результатами судебно-медицинских обследований, в данном случае на предмет половой зрелости и отсутствия физиологических отклонений у «извращенных» личностей, чтобы разобраться в противоречивых показаниях и закрыть дела, считая основанием для этого «взаимное согласие», задающее сексуальный выбор взрослых людей. Мнение гинекологов и переписка обеих женщин исключали всякую мысль о надругательстве над Ниной. Было доказано, что гермафродитизм, или неестественно «увеличенный клитор», не мог позволить Феодосии совершать половые акты. Между тем это не устранило подозрений, что в отношениях с девушкой она могла использовать «каучукового мужа» 72. Гинеколог и психиатр представили в суд данные медикоюридической экспертизы, демонстрирующие обоюдное согласие между половозрелыми людьми, и судьи воспользовались лексикой периода сексуальной революции, чтобы избавиться от неразрешимой дилеммы.