Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Занимавшийся проституцией заключенный вызывал открытую неприязнь и лишь крайне редко — тайные знаки доброты. В 1899 году бывший осужденный описывал мужчину-проститута Шустера по прозвищу Катька, на котором арестантская форма сидела «приличнее — я чуть не сказал изящнее, нежели на остальных каторжных».

Шустера презирали, готовы были гнать, бить, и в то же время под сурдинку «добрая половина тюрьмы не считала зазорным участвовать в его позоре». На вопрос «почему же вы не преследуете тех-то господ [, участвовавших в позоре]? Ведь они <...> несравненно виновнее даже...», староста барака ответил: «У нашей кобылки (основная масса каторжан. — В.К.) на этот счет свои понятия имеются. Она держится правила: вышел случай — бери, не вышел — беги. Да и как же преследовать, если добрая половина тюрьмы в этом (мужеложстве. — Ред.) виновна? Ну, а таких сволочей, как Катька, арестанты то откармливают на убой, то бьют по мордасам» 13.

Рассуждения старосты смахивают на поведение крестьянина, поглаживающего любимую корову или свинью вплоть до дня забоя. Так и эту Катьку можно ласкать до момента обязательного насилия, когда мужчину-проститута достаточно просто унизить, чтобы сохранить честь маскулинного сообщества.

В тюрьмах Советской России 1920-х годов пенолог* М.Н. Гер-нет встречался с «педерастией <...> в форме проституции, когда пассивные педерасты предоставляют себя всем желающим за сходную цену». Такие мужчины характеризовались «психологией, напоминающей женскую», и использовали все приемы женщины-проститутки «вплоть до традиционного начала знакомства просьбою дать закурить» 14. Официальные лица, занимавшиеся во времена нэпа беспризорниками, докладывали, что мальчики-подростки, попадавшие во взрослые тюрьмы, торговали собой ради грошовых подарков и защиты 15. Молодые люди всегда могли вести сносное существование в роли тюремных просттутов, однако в 1950-е годы уже и зрелые мужчины стали «предлагать себя за чай или сигареты» 16. В мемуарах о лагерной и тюремной жизни 1930—1970-х годов встречаются сообщения о существовании целых «педерастических» бараков, «работавших» как мужские бордели 17. Проституция среди заключенных сохраняется в «зонах» и по сей день 18.

Сокамерники, попиравшие общий закон и нормы общежития заключенных, также низводились до статуса «педерастов», и их часто заставляли служить сексуальными объектами для «мужиков». Поводом для низведения к такому статусу чаще всего был проигрыш в карты, когда заключенный не мог выплатить долг. Таких проигравших вынуждали в порядке расчета сексуально обслуживать победителей, а после воспринимали уже как «педерастов». Появление этого специфического феномена относится к первым годам 20-го столетия 19. Еще в 1900-е годы наблюдатели отмечали, что символических унижений и специфически феминизированных оскорблений оказывалось достаточно, чтобы нарушивший кодекс тюремной морали был зачислен в «педерасты» 20. Диссиденты 1960-х годов вспоминают, что если заключенный обкрадывал товарищей по несчастью или «стучал» на них администрации лагеря, то он также попадал в «педерасты» 21. Недавние исследования подтвердили, что статус «опущенного», полученный заключенным, подвергшимся однополому насилию или оскорблению, прочно утвердился в безжалостном мире поздних советских и постсоветских мест заключения 22.

В 1926 году в статье «Что такое преступник?» Е.К. Краснуш-кин представил социалистическую тюрьму «исправдомом»:

Дом с закрытыми дверями, но не навеки, а открывающимися очень скоро для отпусков на волю перед исправляющимся правонарушителем, дом

[* Пенология (от лат. poena, «наказание» + ...логия) — учение о наказании, тюрьмах.] с очень многими рабочими цехами, допускающими возможность выбора каждому заключенному труда «по душе», дом с физкультурой, со школой, с кинематографом, театром, библиотекой, с хорошо организованным медицинским надзором по всем специальностям, со стремлением развить самодеятельность и склонность к социальным навыкам у заключенных 23.

Тюрьма в новом обществе должна была стать местом «излечения или воспитания к жизни в обществе». Тюремный быт надлежало пересмотреть и перестроить, включая его наиболее интимные аспекты (как это предлагали М.Н. Гернет и Д.И. Ласс), в том числе половую жизнь заключенных. И всё же вопросов однополых отношений — важной черты тюремной среды — эти исследователи касались довольно робко. Заключенные отказывались отвечать на вопросы или давали уклончивые ответы. Пенологам приходилось сворачивать дальнейшие расспросы. Свое нежелание исследовать этот считавшийся постыдным аспект тюремной жизни они прикрывали оптимистическими рассуждениями насчет эффективного преобразованного тюремного быта: введения отдельных кроватей, лучшего физического воспитания, более тщательно выстроенного расписания повседневной жизни, считая, что всё это вкупе поможет снять данную проблему. Поэтому разыскание истоков сексуальной жестокости в среде однополых заключенных не представлялось необходимым.

Советские места лишения свободы так и не стали центрами реабилитации, а ГУЛАГ очень скоро переродился в экономическую империю НКВД. Такая метаморфоза лишь множила проявления половой жестокости между мужчинами. Один из выживших узников ГУЛАГа утверждал, что в 1930-х годах «осужденные за гомосексуализм» обычно направлялись в лагерь Медвежьегорск, на северном 6epeiy Онежского озера. В возможность такого целевого отбора и этапирования мало верится. И всё же эта не поддающаяся никакой логике концентрация жертв закона против мужеложства в одном месте в любом случае не должна отвлекать нас от проблемы половой жестокости, царившей в то время во всех лагерях 24. Непомерный труд выжимал из осужденных все соки. В тюрьмах существовал неформальный рынок, на котором предлагался скудный набор бытовых удобств — еда, одежда, табак, чай, сексуальная разрядка. В царских тюрьмах отношение к сексуально доступным мужчинам формировалось (по крайней мере, отчасти) в соответствии с представлениями о них низших классов как о демаскулинизированных, что объясняло бесчеловечность обращения с ними. Субкультура российских заключенных отличалась жестокостью, особенно на фоне поведения мужчин разного социального статуса, имевших взаимный секс. Робкие исследования этой проблемы не способствовали смягчению сурового отношения к гомосексуалам в первые послереволюционные годы. При И.В. Сталине традиционные тюремные иерархии укреплялись и даже оберегались властями, пытавшимися запугать «политических» жестокостью «уголовных» 25. Имеющиеся свидетельства позволяют утверждать, что на всем протяжении XX века «пассивный педераст» находился на дне этой иерархии. Двойственная роль «опущенного» как сексуального суррогата и всеми презираемого козла отпущения объяснялась опасением властей за маскулинность и порочным женоненавистничеством 26.