Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

ЧЯ

лированно, двусмысленно .

Заслуживающие доверия авторы, писавшие о лагерной жизни в 1940—1950-х годах, приводят похожие сведения об однополых отношениях между женщинами, с теми же моральными и классовыми особенностями 39.

Ольга Жук рисует стереотип «безжалостного» («butch») и «женственного» («femme») поведения, который характерен для женской тюрьмы в современной России. Она считает, что такой тип поведения зародился в ГУЛАГе и типичен для тоталитарных систем 40. Понятия «кобёл» (женщина, имитирующая «мужские» роли) и «ковырялка» (та, что выполняет «женские» функции) и соответствующие им типы поведения «дожили» до наших дней, воспроизводя некое подобие «патриархальной и строго регулируемой структуры гетеросексуальной советской семьи». И маскулинное насилие, и фемининная нежность гетеросексуальных отношений в совокупности представлены в тюремной ролевой системе. Лесбиянки-заключенные «живут семьями <...> женщины воссоздают в тюрьме мир, который они потеряли», с присущими мужчинам и женщинам отношениями, как об этом писал обозреватель Владимир Бондаренко. Как и в воспоминаниях мемуаристки из ГУЛАГа, О. Жук находит источник таких тюремных ролей на «криминальном подворье». Она отмечает, что эти роли сохранились и за пределами тюремной стены — «среди рабочего класса, особенно среди люмпен-пролетариата и деклассированных элементов» 41. Новые постсоветские исследования отношений «безжалостная — женственная» («butch — femme») показывают, что в нынешней тюремной иерархии такие связи (говоря словами О. Жук) являются «устоявшимися» и «семейными», то есть, как сказал В. Бондаренко, «женщины воссоздают в тюрьме мир, который они потеряли». Даже психиатры советских и постсоветских тюрем нехотя, но с невольным одобрением говорили и продолжают говорить о «гомосексуальных семьях» среди женщин-заключенных 42.

Смерть И.В. Сталина в марте 1953 года послужила толчком к началу процесса политических преобразований, в целом либерального и туманного. Десталинизация, вначале с осторожностью выдвинутая коллективным руководством, а затем более откровенно при консолидирующей роли Никиты Сергеевича Хрущева (1957—1964), явилась попыткой обновить отношения Коммунистической партии с обществом. В частности, под строгий партийный контроль был взят Комитет госбезопасности, партийное руководство обуздало террор и демонтировало ГУЛАГ. К концу 1950-х годов примерно 4,5 млн гулаговских узников и спецпереселенцев обрели свободу. Возвращаясь к нормальной жизни, эти люди стремились вернуть себе утраченную работу, дома, семьи и образ жизни 43. Ключевым аспектом десталинизации была попытка партии внедрить «социалистическую законность» и либерализовать советское уголовное законодательство. Третьей важной чертой этого политического сдвига была сопутствовавшая ему интеллектуальная «оттепель». И хотя цензура не была отменена, темы и вопросы, ранее запрещенные, теперь были разрешены, с определенными оговорками, для изучения и освещения в популярных и специальных изданиях. Несмотря на эти позитивные сдвиги, «либерализация» не затронула гомосексуальность, и, как ни парадоксально, десталинизация способствовала усилению слежки за мужчинами и женщинами, приверженными однополому влечению, и изоляции их от общества.

Решительное обновление «социалистической законности» никоим образом не коснулось антимужеложного закона 1934 года. Во всех республиках были приняты новые уголовные кодексы, основанные на утвержденных 25 декабря 1958 года пересмотренных «Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». Законодательная комиссия Совета Министров СССР перелистала тысячи нормативных актов сталинской эпохи, чтобы определить, какие следует оставить в силе. 23 ноября 1955 года появилось Постановление Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене запрещения абортов». 27 октября I960 года третья сессия Верховного Совета РСФСР пятого созыва приняла закон РСФСР об утверждении нового Уголовного кодекса РСФСР и о введении его в действие с 1 января 1961 года 44. В этом кодексе сроки наказаний были в целом сокращены. Из статьи против мужеложства были изъяты низшие пределы наказания («от трех лет»). Но коррекции их верхних границ не последовало 45. Сохранение антимужеложной статьи объяснялось представлением о том, что, по крайней мере, мужская гомосексуальность представляет собой одну из форм морального разложения, которое необходимо подавлять и изгонять из общества. Едва ли такое постоянство во взглядах было уникальным в послевоенную эпоху 46. В СССР же, вероятно, сыграли свою роль специфические условия, тормозившие преследование мужчин-гомосексуалов.

Если судить по воспоминаниям заключенных ГУЛАГа, то для многих опыт однополой сексуальности был связан с чувством отвращения, смущения и отторжения. Это касается в первую очередь мужских лагерей, где взаимная сексуальность строилась по жестокой авторитарной системе, известной каждому. Не только сами заключенные, но милиция и органы, надзиравшие за тюрьмами и управлявшие лагерями, прекрасно понимали, что означает «педерастия» для субкультуры вверенных им заведений. Случалось, администрации этим цинично манипулировали 47. И заключенные, и администрация — большинство людей, вовлеченных в систему ГУЛАГа 48, — знали о сексуальной иерархии, приспосабливались к ней или, по крайней мере, выживали, вписавшись в нее. Ее жертвы были разобщены и не могли противостоять жестокости, благодаря которой держали в узде «пассивного педераста». Меж тем находились и такие, кто мог оправдать «активного педераста». Не зря в начале века некоторые психиатры объясняли поведение такого человека потребностью справлять «естественные» надобности в «искусственных» или «неестественных» условиях. Понятие «активный педераст», таким образом, можно было интерпретировать на новый лад: либо это извращенный выходец из криминальной среды, либо — очередная жертва сталинского ГУЛАГа. Следуя этой логике, «активный педераст» мог ожидать (как того же от него ожидали и окружающие), что сразу же после освобождения он вернется к гетеросексуальным отношениям. Представлялось сомнительным, что, обретя свободу, бывший узник сможет вот так легко перестроиться. Решение, принятое осознанно или нет, о сохранении сталинистского запрета на мужеложство в десталинизированном Уголовном кодексе, вероятно, родилось из страха привнесения в общество «психического заражения» возвратившимися после жестокой лагерной жизни людьми и лишь еще большего распространения «извращений», которыми изобиловала жизнь в ГУЛАГе 49.