Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

В постсоветских исследованиях говорится, что во времена позднего советского периода женщин, в терминологии медицинских авторитетов — «лесбиянок», могли подвергать многим воздействиям репрессивной психиатрии, практиковавшимся в отношении политических инакомыслящих 69. Приемы такого лечения сильно смахивают на те методы, которыми впервые воспользовались Е.М. Деревинская и А.М. Свядощ. Женщины, вступавшие в однополые отношения, отправлялись в психиатрические больницы, где на протяжении от двух до трех месяцев под постоянным наблюдением им давали психотропные препараты. После выхода из больницы этих пациенток регистрировали как душевнобольных и подвергали периодическим обследованиям в амбулаторных психиатрических клиниках, иногда выписывая поддерживающие лекарства. Лицам с таким диагнозом отказывали в определенных должностях и в получении водительских прав. Этим людям невозможно было «снять с себя подобную регистрацию». К концу 1980-х годов стало несколько легче уклоняться от такого контроля 70. В регионах сексологический подход к жертвам этой системы варьировался в зависимости от типа и уровня специальных знаний местных врачей 71. Между тем сексо-логический взгляд на женскую гомосексуальность как болезнь, с которой можно справиться посредством технократических и бюрократических механизмов, врачи унаследовали со времен десталинизации. Этот политический процесс отчасти разрешил проводить сексологическую экспертизу, но не ослабил авторитарность системы социального контроля.

Перемены в советском обществе в 1980-х годах привели к поиску путей обновления коммунистического правления и командно-административной экономики, а затем, в 1991 году, — к распаду Советского Союза, что имело колоссальные последствия для законодательного и медицинского регулирования гомосексуальности в России. Дальнейшая урбанизация, расширяющееся образование, воцарение технократической власти и цинизм в отношении идеологических ценностей, которые позволяли поколению 1930-х годов занимать ведущую роль в социальной жизни (и удерживать ее), — всё это привело к краху коммунизма 72. Споры об историческом наследии сталинизма и компромиссах десталинизации нарастали. Скепсису способствовали и социальные катаклизмы, сотрясавшие общество. До 1917 года развитие городов стимулировало появление мест встреч носителей мужской гомосексуальной субкультуры. По мере урбанизации число таких мест лишь возрастало 73. Несмотря на задержание сотен мужчин в год по обвинению в мужеложстве, складывалось впечатление, что не существует способа окончательно избавить общество от мужчин, тяготеющих к взаимному сексу. Российская гомосексуальная субкультура пустила глубокие корни в обществе, где вопреки неосталинистской реакции на хрущевское политическое послабление конца 1960—1970-х годов процветали и множились безнадзорные и неформальные субкультуры. Диссидентское движение было преимущественно политическим в традиционном западном понимании, при том что в глазах милиции и КГБ все нонконформистские явления вызывали подозрение, да и гомосексуальность представлялась формой «сексуального диссидентства» 74.

Два важных обстоятельства повлияли на то, что в 1993 году состоялась вторая декриминализация добровольного мужеложства в России. (1) Начавшись с акций стихийного протеста против несправедливости советского антигомосексуального законодательства и милицейского надзора, это движение в связи с распространением ВИЧ-инфекции и возрождением в обществе гласности переросло в организованный протест геев и лесбиянок.

(2) Эксперты-юристы и медики заставили власти признать бесполезность милицейского преследования гомосексуалов, практиковавшегося в Советском Союзе, и на вызов, брошенный СПИДом и ВИЧ-инфекцией, ответить реалистической стратегией просвещения и лечения. Эти инициативы как из народной среды, так и среды специалистов дополняли друг друга и подкреплялись примерами европейских стран и США. Маша Гессен, Игорь Кон, Джеймс Риордан (Riordan, James; 1936—) и Дэвид Туллер (Tuller, David) отмечали данную положительную динамику в контексте демократизации России на фоне всей непредсказуемости этой страны 75. Взгляд на эти события сквозь призму истории позволяет понять, как на этих переменах сказывалось сталинское наследие и двусмысленная юриспруденция периода десталинизации.

Решение руководителей, развенчавших культ личности И.В. Сталина, сохранить сталинский закон против мужеложства и их явный страх «заражения» общества от «гомосексуалистов», возвращавшихся из ГУЛАГа, подталкивали милицию к усилению акций против мужчин, причислявшихся к гомосексуалам. И всё это происходило на фоне ослабления милицейских мер социального контроля. Хотя фактическое число осужденных за мужеложство в 1950-е годы до сих пор неизвестно, мы знаем, что между 1961 и 1971 годами количество приговоров по данной статье возросло на 40% (см. табл. 2 Приложения). Какой бы ни была тенденция до 1961 года, после этой даты милиция и суды выявляли всё больше и больше мужчин-гомосексуалов, в чем им помогали специалисты судебной медицины. Этот судебно-медицинский тандем не только плодил, но и стимулировал рост числа фиксируемых случаев «гомосексуализма» в советском обществе.

Возраставшая слежка за гомосексуалами и их преследование в 1950-1960-х годах в Соединенных Штатах спровоцировали сначала осторожную, а затем более радикальную реакцию гомо-фильских организаций. В конечном итоге полицейское преследование в июне 1969 года разъяренных постояльцев Стоунволл Инн (Stonewall Inn) в Нью-Йорке вылилось в бунт, который ныне считается моментом зарождения движения за либерализацию гей-ства. Вторая волна политической активности приверженцев однополой любви набрала силу среди англоговорящих народов и распространилась очагами в развитых и развивающихся странах, где местные активисты, исходя из собственной культуры и политики, перенимали либо отвергали методы борьбы за либерализацию гейства в Америке. Левые с их горьким опытом сексуально консервативных ортодоксов местной коммунистической и социалистической партий проявляли себя особенно активно 76. В то время как в Советском Союзе в 1970-е годы не наблюдалось никакого

движения за права геев, зарождение за рубежом этой всё усиливающейся кампании, участники которой знали о роли И.В. Сталина в подавлении первой волны гомосексуальной эмансипации, повлияло благоприятным образом на атмосферу, в которой велся советский милицейский надзор за мужчинами-гомосексуалами. Впервые с тех пор, как в 1928 году Научно-гуманитарный комитет М. Хиршфельда обратился в советское посольство в Берлине, чтобы разобраться в сущности психиатрического лечения гомо-сексуалов в СССР, и после того, как Г. Уайт в письме И.В. Сталину просил разъяснить идеологическую правомерность принятия антимужеложного статута 1934 года, преследование в Советском Союзе однополой любви стало объектом тщательного и критического разбирательства со стороны зарубежных гомосексуалов. Важно, что на этот раз внимание к данному вопросу было более постоянным и проблема рассматривалась в контексте необходимости соблюдения прав человека в СССР 77.