Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

В частности, международное внимание привлекало преследование политически нелояльных интеллектуалов со стороны КГБ за якобы нарушение ими закона против мужеложства. На этом основании грузинский режиссер Сергей Иосифович Параджанов (1924—1990) получил в 1974 году пять лет лишения свободы, а в 1976 году ленинградский поэт Геннадий Трифонов — четыре года. Это два наиболее заметных примера. Итальянский активист движения геев Анджело Пеццана (Pezzana, Angelo) прибыл в Москву, чтобы убедить ведущего правозащитника Андрея Дмитриевича Сахарова (1921—1989) выступить с публичным протестом против преследования гомосексуалов в Советском Союзе. 15 ноября 1977 года, не остановленный отказом А.Д. Сахарова и заручившись поддержкой иностранной прессы, А. Пеццана выразил в Москве единоличный протест в защиту С.И. Параджанова. В ответ со страниц претендовавшей на интеллектуальность многополосной «Литературной газеты» прозвучала лишь издевательская отповедь. В «Открытом письме» от 7 декабря 1977 года, переданном из тюрьмы, Г. Трифонов писал о «глупости, лжи, жестокости и цинизме», проявленных газетой и культивируемых обществом в отношении гомосексуалов. Это письмо «Литературная газета» не опубликовала, однако оно было переведено и издано за рубежом. В 1978 году поэма Г. Трифонова «Письмо из тюрьмы» вышла одновременно в нескольких печатных изданиях геев 78. Представители позднего советского диссидентства без сочувствия относились к критике секс-гендерного догматизма. Очевидно, эти люди находились под влиянием интеллигентского культа аскетизма и наследия сталинской идеи о «естественных» фемининности и маскулинности, а также мемуаров об однополых отношениях среди заключенных исправительно-трудовых лагерей 79. Западные организации, отслеживающие политическое диссидентство, например «Amnesty International», в то время не считали преследование гомосексуалов сферой своей компетенции. Тем не менее к концу 1970-х — началу 1980-х годов горстка советских гомосексуалов по аналогии с более крупными движениями инакомыслящих решила бросить вызов преследованию в советском обществе однополой любви. Недолго просуществовавшая «Гей-лаборатория», группа мужчин и женщин примерно из 30 человек, появилась в 1983 году в Ленинграде под предводительством Александра Зарембы. Объединение вступило в контакт с организациями финских геев и лесбиянок и с Международной ассоциацией геев (International Gay Association). «Гей-лаборатория» пыталась исследовать приемлемость для россиян идеалов либерализации гейства и осмыслить новую угрозу, которую представляла собой ВИЧ-инфекция для сторонников однополой любви в условиях Советского Союза. В 1984 году под давлением КГБ группа распалась, а ее члены либо эмигрировали, либо перестали заявлять о себе 80.

На протяжении 1970—1980-х годов судебные и медицинские эксперты осторожно или эзоповым языком призывали реформировать закон против мужеложства. Советские юристы и сексологи не признавали второй волны гомосексуальной эмансипации, воплощенной в движении западных геев за либерализацию. В отличие от своих коллег в 1920-е годы, считавших политику первой волны эмансипации частью сексуальной революции, поддерживавшейся советским руководством, эксперты более поздних лет выражали свои аргументы в пользу декриминализации добровольного мужеложства исключительно утилитарным языком, примером чему — учебник по уголовному праву, изданный в 1973 году Ленинградским университетом, в котором давалась подробная критика пресловутого закона, совпадавшая с либеральной критикой царских мер против мужеложства, высказывавшейся в начале XX века В.Д. Набоковым. Авторы подвергли критике, в частности, практику применения уголовных законов для наказания проступков, которые лежали, в сущности, в плоскости морали. Ученые утверждали, что за столь интимный акт невозможно постоянно наказывать, и ссылались на декриминализацию или ненаказуемость таких деяний не только в капиталистических странах, но и (к тому времени) в коммунистических Восточной Германии, Польше и Чехословакии 81. Еще две инициативы, оказавшие влияние на политику по этому вопросу, были предприняты за закрытыми дверями. Первая — это записка 1979 года, направленная в Министерство внутренних дел СССР специалистом в области половых преступлений профессором Алексеем Николаевичем Игнатовым. По всей вероятности, этот документ остался без практических последствий. Далее имела место безуспешная попытка историка и сексолога И.С. Кона опубликовать в 1982 году во влиятельном журнале «Советское государство и право» статью об антимужеложном законе 82.

В отличие от своих предшественников начала XX века юристы, выступавшие в 1970—1980-х годах против этого закона, очевидно, находились под влиянием медицинских моделей гомосексуальности. В эти годы советская «сексопатология» постепенно завоевывала позиции как заслуживающая доверия и технически изощренная дисциплина. Этой тенденцией отмечены интересные труды Георгия Степановича Васильченко, И. С. Кона и других ученых, которые всё откровеннее освещали в своих исследованиях вопросы как мужской, так и женской гомосексуальности 83. Хотя зачастую такие работы носили патерналистский характер, а само явление эти ученые расценивали как патологию (например, для Г.С. Васильченко «гомосексуализм» был одним из многочисленных «нарушений психосексуальной ориентации»), они ставили диагнозы и предлагали способы лечения мужской гомосексуальности. Их методика представляла собой важный отход от сталинистских убеждений, что любовь между мужчинами — преступление, а не болезнь. Исследования советских ученых шли вслед за развитием на Западе нейроэндокринологии. В СССР стали проводиться более широкие эксперименты с лекарствами и психотерапией для мужчин-гомосексуалов. Впервые эти средства были применены к женщинам 84. Советская сексология вновь была готова взять гомосексуалов под опеку. В середине 1980-х годов, когда юристы тайно составляли проект нового Уголовного кодекса РСФСР, то и дело вспыхивали дебаты между милицейскими функционерами и чиновниками от медицины по поводу необходимости отмены запрета на мужеложство. К концу 1980-х годов при Михаиле Сергеевиче Горбачеве с его политикой гласности дебаты выплеснулись в общественную сферу, и криминолог

А.Н. Игнатов открыто высказался за прекращение судебного преследования мужской гомосексуальности, заявив, что гомосексуальность — врожденная «патология» и, мол, в силу этого нет оснований для преследования ее как преступления 85. Как писал И. С. Кон, А.Н. Игнатова поддержали популярный адвокат Александр Максимович Яковлев и психоэндокринолог и пионер советских исследований транссексуализма Арон Исаакович Белкин.