Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Такая логика представляется оправданной в свете данных о постоянно возраставшем числе приговоров за мужеложство, наблюдавшемся, согласно официальной статистике, с 1960 по 1970 год (см. Приложение). Повышение в рамках кампании за «социалистическую законность» требований к доказательности обвинений увеличивало число судебно-медицинских обследований «пассивных гомосексуалистов» с применением новых методов их идентификации. Один московский судебно-медицинский эксперт превратил выявление мужеложства в техническую процедуру. Чтобы выявить пассивного партнера-мужчину, он разработал приспособления (в лаборатории проктологии Министерства здравоохранения) для измерения мускульного тонуса сфинктера. В дополнение у подозреваемых брали мазок с пениса для химического анализа 50. Из краткого отчета, представленного в 1969 году экспертом И.Г. Блюминым из Бюро судебно-медицинской экспертизы отдела здравоохранения Москвы, можно понять, что на протяжении ряда лет при обследовании 202 человек в связи с привлечением их к уголовной ответственности как «пассивных гомосексуалистов» делалась попытка не только научно обосновать эту процедуру, но и оправдать сам закон против мужеложства 51. Проведя массаж простаты у этих «гомосексуалистов» и «180 лиц контрольной группы, которые не совершали актов мужеложества», И.Г. Блюмин зафиксировал признаки возбуждения у 156 «пассивных гомосексуалистов». Им было также отмечено «угасание имевшегося ранее общего возбуждения» «при проведении повторного исследования лиц, прекративших совершение актов мужеложества на длительный срок» (главным образом в условиях тюремного заключения, хотя врач не указал, что именно в поведении пациентов натолкнуло его на такие выводы). В заключении, перекликавшемся с выводами доктора Александра Львовича (он же: Соломон Иудович) Шварца (1872—?), пальцами обследовавшего прямую кишку ташкентского бачи в начале века, И.Г. Блюмин доказывал, что продемонстрированные последним условные рефлексы обычно присущи «гомосексуалистам» 52. И поэтому изоляция «гомосексуалистов» от общества в качестве профилактической меры вполне оправданна. Представляется парадоксальным, что мероприятия по десталинизации уголовноправовой системы обернулись ростом числа людей, отправленных за мужеложство в тюрьмы и на исправительные работы в лагеря. Сталинистская формула гетеросексуальности пережила диктатора (да и саму советскую систему) и зажила абсурдной жизнью в атмосфере усилившихся гонений и злоупотреблений.

Возобновлению действия закона против мужской гомосексуальности (в УК РСФСР 1960 г.) также способствовал принцип гендерных различий в трактовке половых преступлений, который в 1934 году инициировал И.В. Сталин. В то время считалось, что женская девиантная сексуальность должна была исправляться «самой жизнью», посредством усиленно насаждавшегося принудительного материнства, благодаря отсутствию контроля над рождаемостью и избирательной пропагандой фемининности. Десталинизация вернула женщинам частичный контроль над рождаемостью путем легализации абортов, хотя современные методы контрацепции по-прежнему занимали самую нижнюю строчку среди приоритетов экономики командного типа. Годы хрущевской «оттепели» способствовали весьма сдержанному возрождению советских исследований в области сексологии, к тому же они были отмечены гендерным уголовным законом, касавшимся гомосексуальности. Организующим принципом возрожденной сексологии стало отклонение от нормы (эта медицинская дисциплина была известна как «сексопатология»), поскольку считалось, что не вызывающую проблем нормальную сексуальность изучать не нужно 53. В такой атмосфере «гомосексуалист-ка», описанная в работах ряда психиатров в 1920-х годах, вновь стала предметом исследований. Для женщин, имевших секс друг с другом, последствия второй волны медикализации оказались весьма прискорбными.

Исследования о «гомосексуалистках», проводившиеся главным образом в Карагандинском женском исправительно-трудовом лагере, — вероятно, самый ранний и самый неожиданный ручеек сексологических исследований, проводившихся в после-сталинской атмосфере 54. Между 1954-м и началом 1960 года практикующим психиатром Елизаветой Мироновной Деревин-ской и ее научным руководителем психиатром Абрамом Моисеевичем Свядощем (1914—) были обследованы 96 женщин с целью построения их психологических и физиологических портретов. Результаты исследований Е.М. Деревинская представила в своей кандидатской диссертации, которую успешно защитила в 1965 году 55. Она не была опубликована, хотя А.М. Свядощ, который к 1973 году убедил Ленинградский городской отдел здравоохранения организовать Сексологический центр при Ленгорздравотделе для консультаций и исследований, широко опирался на работу своей ученицы в книге «Женская сексопатология» 56.

Диссертация Е.М. Деревинской, вероятно, — самое значительное исследование однополых отношений, проведенное учеными в советскую эпоху. Беспрецедентный масштаб и выбор объектов исследования отражал скрытую тревогу в связи с проблемами, которые могли возникнуть у бывших заключенных по их возвращении в общество. Главное, что в центре внимания оказались женщины; подтвержденная криминализированность мужской однополой любви и опасения, порождавшиеся новой советской дисциплиной — «сексопатологией», со всей определенностью подводили к мысли, что широкомасштабные исследования «мужчин, любящих мужчин», будут достаточно редкими, да и то лишь по запросам милиции 57. Психиатры, или сексологи, не имели возможности исследовать мужчин-гомосексуалов в нужных масштабах.

Из 96 женщин, изученных Е.М. Деревинской, 86 находились в Карагандинском исправительно-трудовом лагере. Как ей удалось понять, что эти женщины — «гомосексуалистки», из ее текста не следует. Гомосексуальность некоторых была установлена во время медицинского лечения в связи с соматическими проблемами. Двенадцать осужденных оставались под наблюдением после освобождения. Психиатр-стажер особенно не вникала в причины заключения женщин под стражу. Она указала, что 43 заключенные «занимались кражами» и никогда нигде не работали. Судя по куцым историям жизни, представленным автором, другие объекты исследования, похоже, не имели связей с криминальным миром. Они вполне могли принадлежать к большому контингенту лагерных заключенных, осужденных в 1940-е — начале 1950-х годов по сфальсифицированным политическим обвинениям 58. Девять женщин привлекли внимание Е.М. Деревинской как «свободные» пациентки, лечившиеся в Карагандинской провинциальной психоневрологической клинике. Возможно, среди этой группы были бывшие осужденные, осевшие в этом крае после освобождения. Дело в том, что на бывших заключенных часто распространялись ограничения в выборе места жительства. Эта группа состояла главным образом из лиц европейских национальностей Советского Союза и принадлежала к наименее образованным слоям населения 59.