Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Еще на подходах к ней, в открытом море, раскачиваются ветром волновые качели. Вверх — вниз. Гребень — впадина. На глубоком месте волны свободно совершают свое движение. До дна еще далеко, и волны до него не достают. Но вот прибрежное мелководье, дно уже близко, и волна сразу чувствует дно. Форма ее искажается. Нижняя часть волны, ложбина, начинает отставать. А гребень уходит вперед. И наконец с волной происходит примерно то же, что и с бегущим человеком, споткнувшимся о порожек. Человек клюет носом. И гребень волны, вставший почти отвесно, также в какой-то момент клюет вперед, опрокидываясь. Рушится в пене. Волна споткнулась о мелководье.

Вслед за разрушением формируется новая волна, ближе к берегу. И эта новая волна споткнется о еще более мелкое место. И так много раз на протяжении прибойной зоны: ряды вздымающихся бурунов и через несколько шагов вновь рассыпающихся. Уже другая по форме волна и уже другой характер движения. Несмотря на разные вращения и завихрения, все больше прямого движения воды вперед. Все больше стремления к берегу. Прибойный поток.

И наконец, совсем вблизи у берега происходит последнее разрушение этой последней волны. И весь остаток ее энергии уходит уже полностью на прямой накат, взбегающий по береговому склону. Клокочущий брызгами широкий пенистый язык взлетает на пляж. Заплеск. Заключительный акт того, что происходит на протяжении прибойной зоны. А затем откат языка обратно. В береговой науке так и установлено: прямой поток и обратный поток. Два связанных друг с другом движения, от которых и зависит главным образом обработка морского пляжа.

Движение воды поднимает с близкого дна наносы. Подхватывает их, несет в ту или иную сторону. Песок, гравий, гальку. Выбрасывает на берег или, напротив, смывает с него. Непрестанный, быстро переменчивый процесс. Достаточно одного волнения, чтобы песчаный берег уже изменил свою геометрию: и профиль склона, и очертания по урезу. Гибкая динамика. Ее законы и выявлял Владимир Витальевич Лонгинов, проводя свои многолетние эксперименты над прибойным потоком на разных берегах.

А что же все-таки ему, Гуделису, взять для начала? Он остановил свой выбор вот на этом последнем звене из всей цепи морского прибоя — поток заплеска, лижущий пляж. Решающее соприкосновение воды с сушей. Регулярно работающий механизм: вперед — назад, как качели. И в то же время наиболее близкий к исследователю, находящемуся на берегу. Наиболее доступный пока что для их малых сил, для их группы.

Его бьет по ногам язык заплеска, перекатывая погремушку сотен подхваченных песчинок, а Гуделис думает о том, что в этом простом движении воды уже проявляется нечто гораздо большее. Он знал: где-то здесь, вдоль берегов, проходит, должен проходить так называемый Большой поток.

Большой поток наносов. Его открыл еще в тридцатых годах, накануне войны, рижский инженер-гидротехник Рудольф Янович Кнапс, сначала наблюдая тревожное явление на берегах его родной Латвии: крупные заносы придонными песками портовых каналов и сооружений, образование отмелей, мешающих судоходству. Как видно, все — от постоянного, определенного перемещения этих песков. Первое подозрение на существование какого-то общего потока наносов. А затем Кнапс вычислил его теоретически по формулам, определяя: как же должны передвигаться прибрежные наносы в этом районе Балтики при господствующих здесь ветрах и волнениях?

Он получил: действительно, по всему этому району, начиная с юга, от Самбийского полуострова, откуда протягивается коса, по ее берегам, и дальше, к северу по литовскому побережью, и еще дальше, опять же на север по берегам Латвии до самого Рижского залива, должно происходить общее стремление наносов в общем главном направлении — с юга на север. Как бы единый поток, пробирающийся вдоль берегов на протяжении четырехсот километров. Большой поток.

После войны, когда молодой геолог Витаутас Гуделис копался в песках своего побережья, он находил во множестве вещественные подтверждения такого потока. Золотистые камешки янтаря и зеленоватые зерна глауконита, щедро рассыпанные по берегам наподобие хвоста кометы, — именно так, как показывали вычисления Кнапса, Гуделис и дал в географии это название: Восточно-балтийский поток наносов.

Или попросту — Большой поток.

Он существует уже по крайней мере пять или шесть тысяч лет, откладывая свой могучий отпечаток на весь этот район Балтики. Это он поставлял тот строительный песчаный материал, из которого выросла Куршская коса с ее чудом больших дюн. Он и теперь, несомненно, продолжает оказывать свое влияние на всю жизнь здешних берегов, возникая каждый раз во время прибоя, в перекатах волн, в штормовых течениях, в набегах заплесков, хлещущих сейчас Гуделиса по ногам.

Два Витаутаса встали на первый счет. Витаутас Гуделис — возле одного контрольного стержня, вбитого в песок берегового склона. Витаутас Минкявичюс — возле другого стержня, там пониже к воде. У них в руках по секундомеру. И каждый раз, когда пробегает между стержнями язык заплеска, они щелкают, отмечая время, и громко выкрикивают его. Стасе Мочякене ставит пометку в тетрадочке под каждым номером заплеска. Потом они произведут пересчет времени на скорость. Скорость заплесков.

Уже какой-то подход к буйству стихии.

Часами качается море. Часами стоят они в набегающей воде. Уже мокрые от непрерывных брызг. И ветер пробирает набухший защитный костюм. Фиксация заплесков продолжается, пока другая пара — студенты-практиканты — не станут им на смену. Количество номеров в тетрадочке растет.

А еще чуть подальше от берега — там, где разбивается последняя волна, посылающая прямой прибойный поток и заплеск на пляж, — там двое под непрерывным хорошим душем держат в воде высокую тяжелую рейку, стараясь, чтобы она упиралась все время в дно. И с берега читают в бинокль по разноцветным делениям рейки параметры волн — их высоту, их период. Пытаются прочитать в этих капризных колыханиях вверх и вниз. И все это тоже идет в тетрадочку.

Насквозь «мокрый опыт». Но в результате его можно уже делать сопоставления. Сравнивать показания волн с тем, какая получалась при этом скорость заплеска. Строить графики.

Он остался памятным, тот день, когда уже в Вильнюсе, в Отделе географии, Стасе Мочякене внесла в кабинет Гуделиса готовые, набело прорисованные графики, составленные на основании всех записей в тетрадке. Все, кто был причастен к этим первым наблюдениям на берегу, сгрудились вокруг стола, рассматривая россыпь условных кружочков на разграфленной бумаге. Черные и белые кружочки, означающие прямые и обратные потоки заплесков. То густое скопление их в одной части графика, то рассеивание как бы хвостом, то отдельные резкие вылеты в сторону… Все что-то означало. Те самые зависимости и соотношения, которые ищет наука во всяких явлениях и которые пытались теперь установить они в этом первом знакомстве с работой моря.