Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Ну и Кирлис не остался от этого в стороне. Решил «ринуться в проблему». Для Куршской косы подводные валы имеют еще особое значение. Они, как линии подводной фортификации, защищают берега от прямых ударов моря. Это на них, как на порогах, спотыкаются набегающие волны, теряя свою ударную силу. Что было бы с узкой косой, если бы не линии подводных валов! Линии обороны.

В тот июль месяц, когда он впервые предпринял свою охоту за подводными валами, в районе косы создались как раз весьма благоприятные гидрометеорологические условия. Нет, это вовсе не те приятные условия, как понимают обычно приехавшие отдыхать на косу в морской сезон. У береговиков-исследователей свой взгляд на этот счет. В тот июль месяц над косой бушевали штормы. Пять штормов один за другим с короткими паузами между ними. Два-три дня тихой погоды, а потом опять… Как раз то, что надо. Будто на заказ.

Каждый шторм ведь что-то изменяет, перестраивает в подводной архитектуре. В тихую паузу удобно это проверить. И таких штормов было пять подряд. Разве не удачная ситуация!

Едва наступало затишье, как они торопились его использовать. Снаряжали лодку и выходили в присмиревшую прибойную зону, забрасывая с борта лотлинь. Прощупывали линии подводных валов и корыта ложбин между ними. А в следующую паузу — опять на лодке по тем же маршрутам измерения.

Кирлис всякий раз удивлялся: как быстро могут происходить перемены в строении вала. Очередной шторм — и после него уже не та высота, по-другому падает склон. Иногда уже нельзя нащупать единой линии вала — вал обрывался. После двух особенно сильных штормов он нашел лишь остатки на месте первой линии валов, а на следующей — глубокие разрушения. Так разметало.

Но вот еще основательное волнение — и картина на дне меняется уже в другую сторону: снова начали прощупываться на прежнем месте вспучины валов. Процесс восстановления.

Все это Кирлис изображал потом на бумаге в виде схемы валов — подводные картинки. Раскладывал их рядышком, сличал друг с другом и даже восстанавливал линии пропавших валов, накладывая одну схему на другую. Производил реконструкцию архитектуры.

А все-таки его упражнения не очень-то уходили далеко от того, о чем предупреждал Владимир Витальевич: «Просто описывать, что наблюдаешь, не очень интересно». А какой же во всем этом смысл, в этих переменах?

В поисках смысла Кирлис отправился на метеостанцию в поселке Нида, к ее начальнику Кайрису. Попросил у него сводки погоды за тот июль месяц, когда плясала над косой эта распрекрасная пятерка штормов. Данные о ветрах и волнах, что четырежды в сутки снимают с приборов сотрудники станции, залезая на вышки.

Полученные сводки разложил он перед собой вместе с картинками подводной архитектуры и принялся сопоставлять то, что происходило тогда на море, с тем, что происходило тогда же на дне. Ввел свои измерения в гидрометеорологическую обстановку.

Ему удалось установить… Судьба валов зависит от направления штормов. Важно, с какой стороны они налетают. Откуда дует ветер, как подходят волны.

Если шторм был с севера, они с лодки потом неизменно нащупывали размывы, разрушения валов. А если штормы приходили с юга, то на дне обнаруживалась как раз обратная картина: линии валов восстанавливались, росли.

Но почему же именно так? Почему здесь перед косой проявляется такая последовательность? Будто кто-то могущественный специально управляет тем, чтобы соблюдалось это «разделение труда» — с севера или с юга.

Ба-а! Да это же Большой поток так себя проявляет!

Сложившееся уже представление о Большом потоке наносов вдоль этих берегов подсказывало ответ. Под влиянием волн и прибрежных штормовых течений Большой поток несет оттуда, с юга, из кладовых Самбийского полуострова, массы песков — обильный строительный материал. И если шторм оттуда же, с южной стороны, то материал этот и питает сооружение подводных валов. Но если подует, напротив, с севера, то материала уже не хватает, и волны с течениями размывают, разрушают валы. А потом новый шторм, другого направления, и снова Большой поток мастерит линии обороны, залечивает их раны. Так эти рассуждения совпадали с тем, что показывали картинки подводных измерений.

Даже такой вечный критик, как Владимир Витальевич Лонгинов, должен был признать в ответном письме: «Это уже похоже на мысль».

Кирлис и дальше продолжал обхаживать подводные валы, еще ближе сводить с ними знакомство. Научился плавать с аквалангом — непременное желание не отстать в этом от профессора Зенковича. Бороздил часто в воде вдоль линии ближайших валов, разглядывая воочию то, что раньше нащупывал только вслепую с лодки лотлинем.

Прошел курс водолазного дела, получив право на спуск под воду до глубин в двадцать метров. Нам пришлось видеть, как он, облачившись в резиновый костюм с баллонами воздуха за спиной, натянув на голову шлем со смотровым стеклом, застегнув пояс с сигнальным шнуром и аварийной веревкой, зажав, наконец, в зубах дыхательную трубку, тяжело вступал в воду, напоминая огромную зеленую лягушку или фантастическую саламандру. И вскоре скрывался в глубине, чтобы направиться туда, к валам.

— Идешь, — рассказывал он, — все в бледном нездешнем свете, проникающем с поверхности. Как в театре, когда показывают лунную ночь. Сначала уклон. Потом ложбина, вроде огромной канавы. Вдруг резкий подъем. Это склон подводного вала. И его гребень. За ним другой склон. Все можно преодолеть здесь, под водой, легким прыжком. Вероятно, так ходят по Луне космонавты. Если хочешь, все можно потрогать, даже поковырять пальцем…

Его сопровождают в лодке. Охраняют. Минкявичюс гребет, Римас Жаромскис крепко держит на всякий случай аварийный конец. А в чувствительной женской руке Стасе Мочякене — сигнальный шнур. Стасе нервничает. Ну чего он не дергает? Каждую минуту обязан дергать: я жив! Или увлекся подводным театром? Стасе дергает сама, вызывая его на ответ.

Шнур сразу сильно натягивается: ну, жив я! И множество пузырей вскипает снизу. Видно, чертыхается там, под водой: зачем зря отвлекают! Но пусть только позволит себе еще раз. Церемониться с ним не станут. Мужчины, сидящие в лодке, тут же потащат наверх за аварийный. На поверхность, как куклу, без всяких разговоров!

Стасе вообще не одобряет этих мужских увлечений. Но что поделать. Ждет своей очереди и Римас. Натянуть костюм и погрузиться. Студент-практикант, который ни за что не хочет отстать в этом от начальника экспедиции Кирлиса. Как и вообще старается ни в чем от него не отставать. И чтобы плотнее облегал шлем, он даже решился гладко побриться.

Между прочим, это одна из легенд экспедиции — о том, как Римас Жаромскис расстался со своей бородкой.