Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

А потом ждали, чтобы смесь остыла. И после выложили ее на растянутый брезент. И так оставили на солнышке, на ветру. Пусть сохнет. День, другой… А потом промывали. Несколько раз тщательно промывали. И снова — пусть сохнет. Наконец эта рыхлая масса, хорошо перемешанная и, как говорят, насухо просушенная — по виду самый простой песочек, но уже весь превращенный в невидимые звездочки, — наконец масса эта, можно считать, готова к главному действию. Меченый песок.

Главное действие заключается в том, что его надо забросить теперь в море, на дно, в нескольких точках. Забросить — значит идти с тяжелой порцией смеси в полиэтиленовом мешке в намеченную полосу разрушения волн и штормовых течений, и нырнуть там головой вниз ко дну, и вспороть ножом мешок, и высыпать его содержимое именно в то место, куда забит заранее указательный стержень.

Обязательно туда, где стержень. А то нырнет человек под волну, вспорет мешок, быстро высыплет, но… Или он слишком поторопился, или волна откинула его в сторону, или просто потерял там под водой ориентировку. И не попал в точку, отмеченную стержнем. Промахнулся! А надо непременно в точку. Она отмечена стержнем, а стержень запеленгован теодолитом, и номер точки записан в журнал наблюдений. Не попал, так иди снова с мешком и — вниз головой, исправляй ошибку.

Но если и все верно, все равно через каждые два-три часа волнения надо повторять загрузку. Подпитывать высыпанную смесь. «Делать инъекцию». Нахлебаешься!

Кирлис, Минкявичюс, Жаромскис… — все первые пловцы и ныряльщики показывали, на что они способны.

Но вот прошло волнение или серия волнений — и уже другая забота. Проделать операцию обратную. Выловить со дна в разных местах (побольше, побольше точек!) раскинутую по широкому подводному полю звездную смесь. Не всю, конечно, а взятые наудачу грунтовые пробы, в которых могут оказаться следы этой смеси, меченые зернышки. А могут и не оказаться. Пути их капризны.

Они выстроились растянутой цепочкой вдоль берега, лицом к морю. Кирлис, и Минкявичюс, и Жаромскис, и еще двое практикантов. Каждый против очередного створа. Каждый с длинным стаканом-цилиндром в руках. И все разом шеренгой, по сигналу Орловой, идут в воду, неся наперевес стволы цилиндров как боевое оружие. Идут вперед, по грудь, по горло. И там, словно по команде, опускают цилиндры, упирают в дно. И нажимают ногой на боковую педаль — нажимают так, что подвижной стакан глубоко врезается в грунт. А затем стакан, полный придонного песка, втягивают обратно. Взятие пробы. И поворачивают к берегу и тащат с собой тяжелую ношу.

На берегу надо извлечь ее из стаканов. Осторожно, аккуратно! Слегка постукивая по стакану палочкой. Ну, как дети, играющие с песком в куличики. Грунт и должен выйти из стакана целиком, как куличик. Не кусками, не кашей, а столбиком сантиметров в пятнадцать — двадцать. Его и разрежут кухонным ножом на несколько слоев. И отправят каждый слой по отдельности на анализ.

Это всегда любопытная сцена, когда в лагере экспедиции готовят пробы выловленных песков для анализа. Сидят всем скопом за длинным дощатым столом, накрытым гладкой скатертью миллиметровок. И рассыпают, и разравнивают, и отмеривают ложками отдельные порции. И заворачивают в бумажные пакетики — в маленькие, аккуратно сложенные пакетики, как в аптеке. Сосредоточенно занимаясь этим делом, всей артелью. И женщины, и мужчины. И аспиранты, и практиканты, и кандидаты.

Каждый пакетик помечен номером и датой: откуда, из какой точки взято и когда взято.

И начинаются сеансы в затемненной палатке.

Там, в палатке, Галя и Наташа, высыпав из пакетика на маленький походный столик порцию выловленного придонного песка, разравнивают его линеечкой очень тонко, чтобы песчинки лежали по возможности в один слой. И включают лампу солнечного света. И, пройдя через фильтр, падают на столик невидимые ультрафиолетовые лучи. Можно было бы и прямо получать их от солнца, как делают на юге. Но балтийское солнце неверное — в любой момент его может затянуть, и надолго. Приходится брать солнце искусственное. Лагерный движок тарахтит вовсю, как бы возвещая о том, что там происходит, в затемненной палатке, куда он дает сейчас ток.

А в палатке под прикосновением невидимых лучей загораются вдруг на поле экспериментального столика, как на черном небе, яркие звездочки. Одна, две, три… Меченые песчинки. Галя и Наташа их тщательно пересчитывают. И невольно на них любуются.

Сверкают ли они отдельными точками или большими созвездиями, как во мраке вселенной, — все равно их надо все пересчитать по одной. И записать в журнал наблюдений.

«Китайская работа!» — шептали мужчины, потихоньку ретируясь. Даже на веревке в прибой — им больше по душе.

Но вот молчаливую Роже Стаускайте такая работа не пугает. Это ведь ее стихия, ее специальность — бесконечный строй песчинок, сквозь который она воспринимает весь мир береговых процессов. И теперь она сидит часами в затемненной палатке вместе с Галей и Наташей, отмечая каждую искорку меченого песка. Одну за другой. Трое звездочетов, созерцающих глубины подводной астрономии.

Из этих подсчетов составят они «звездную карту». План-схему подводного участка, где производился опыт. Кружочки, кружочки, по-разному заштрихованные. Одни отмечают места, куда забрасывалась смесь в начале опыта. Другие — места, где обнаружены после шторма скопления меченых песчинок. Россыпь кружочков, наглядно показывающая — куда и как передвигались наносы. Пути их перемещения. Как на ладони.

И тут же, на схеме, — уже знакомые нам плавно изогнутые стрелочки. Трассы прослеженных штормовых течений. Легко сопоставить. Движение воды — и движение наносов.

Неужели и впрямь мы видим этот таинственный процесс? Лицо его величества Большого потока, вокруг которого предпринимается столько научных усилий.

— Ну, если и не все лицо, то все-таки уже определенные его морщинки, — рассмеялся Кирлис в ответ на наше воодушевление.

А все-таки как заманчиво: взять бумагу, карандаш и подсчитать в тиши кабинета Большой поток в целом. Представить его не по отдельным «морщинкам» на том или ином участке, где удалось забросить меченые пески, а сразу в общем виде, на большом протяжении. Ну, скажем, по всей дуге косы, которая лежит как памятник его могуществу.

Когда-то такой подсчет произвел Рудольф Янович Кнапс, открывший явление Большого потока. Единый мощный поток вдоль этих берегов, направленный с юга на север. Научное представление, ставшее уже почти азбучной истиной, которую они сами здесь, в группе Гуделиса, не раз повторяли, рассуждая над географией косы.

Но с тех пор как Кнапс утвердил это представление, прошло уже добрых три десятка лет. Немало воды утекло! Да и берега эти стали куда более изученными. И возникала мысль…