Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Даже в трубу теодолита трое в лодке видны уже совсем меленько. И к тому же в перевернутом виде, вверх ногами, — таково уж устройство оптики. Но к этому можно привыкнуть, к столь странному изображению. Лишь бы они сами там не перевернулись со своими приседаниями и перегибаниями через борт вместе с грузом.

А то ведь было однажды… Когда они еще впервые охотились за подводными валами, москвич Юрий Долотов, помогая им, сидел на корме, вел запись в тетрадке, на остановках сигналил флажками. И вот встал в лодке, чтобы с берега было легче различить его взмахи. И вдруг исчез. Бултыхнулся за борт. Только голова его выпрыгивает из воды. Как буек. Одной рукой он под себя подгребает, а другую вытянул вверх и в ней крепко держит тетрадку. Юра отчаянно борется с физическим законом погружения, оберегая драгоценные записи. А то весь опыт насмарку и все проделывать заново.

Так, представьте, первое, что схватили, спасая от гибели, и была эта тетрадка. А уж потом… Юру втащили на борт, посадили на скамеечку. Он страшно сердился, обвинял того, кто был на веслах: «Дернул сразу как сумасшедший!» Но постепенно остыл, вернее — отогрелся, занятый новыми измерениями от точки к точке. И стал уже тоже посмеиваться вместе с другими. А потом и вовсе говорил философически, что наука требует жертв. Вполне законно.

Случай этот запомнился. Он научил их балансировать в лодке. При всех манипуляциях, как и в тот момент, когда они меняются местами. А меняться надо. Хоть немного получить передышки в этой смене обязанностей: кто на весла, кто на поднятие грунта… Нельзя позволить себе все приостановить и просто посидеть отдыхая. Всю серию намеченных промеров надо проделать по возможности сразу, по возможности быстрее. В считанные часы. Море не дает много времени. Каждый час может наступить перелом, пойдет волна и начнет месить, перекраивать подводную архитектуру — и профиль дна, и наносы на нем. Тогда опять все сначала.

Меняются и на авандюне за теодолитом. Глаз очень устает держать все время на прицеле маленькую лодку. Связь между ними неразрывна. Операция продолжается.

Двадцать, тридцать точек надо прощупать на подводном профиле в одном направлении — против каждого створа. Двадцать, тридцать раз забросить и вытянуть лот. Двадцать, тридцать раз опустить и поднять трал с мешочком. А створов они устанавливают обычно не менее четырех, чтобы охватить измерениями какой-то фронт прибрежного участка. Стало быть, все помножить на четыре. И общее количество точек. И собственное напряжение сил.

Кто-то из них в шутку подсчитал: за каждую такую прогулку в море всем надо проделать примерно до тысячи приседаний, опуская и поднимая грузы со дна. Тысячу приседаний.

Черный хлеб науки!

— Надоедает? — спросили мы у Кирлиса.

Он только пожал плечами:

— Работа! — И добавил: — Но если знаешь цель…

Все, что записано у них в тетрадке на лодке и в тетрадке на авандюне, они сведут потом вместе. Величины глубин и величины углов, показанные теодолитом. Номер в номер. И построят по этим данным на листе миллиметровки ряд точек — двадцать, тридцать точек, — соединив их общей линией. Профиль подводного склона. Профиль в том месте, где они прошлись с промерами в лодке, проделывая свою «тысячу приседаний».

Через некоторое время, после шторма или нескольких штормов, они снова пройдутся в лодке по той же линии. И получат новый профиль. И будут сравнивать их друг с другом. И подсчитывать прибыль-убыль наносов по склону.

Профессор Зенкович установил очень важное положение в жизни морского дна. Если бы волны обрабатывали подводный склон все время одинаково, как бы в одну сторону, то последствия были бы печальными, пожалуй, катастрофическими. Ни один склон не устоял бы против такой однобокой утюжки. Его бы беспощадно размыло, свалило бы наносы в бездны глубин или, напротив, вынесло бы все наверх, на пляж, изуродовав его до неузнаваемости. Никакое более или менее устойчивое состояние берегов было бы невозможным.

Но в том-то и дело, что в самой природе моря действует механизм, устраняющий такую угрозу. Зенкович подчеркивал: волна влияет на дно, но и дно влияет на волну. Как только на подводном склоне образуется под действием волн какая-нибудь ощутимая перемена — новый уклон, сильная впадина или горб, — все это начинает влиять на волны, на характер их подхода и разрушения. Стало быть, меняет их работу. Волны уже по-другому действуют на дно, по-другому гонят наносы. Наступает такое положение, что волны и дно приспосабливаются друг к другу. Прекращается однобокий процесс угона наносов. Наступает равновесие. А новый профиль дна становится профилем равновесия.

Странно звучит: устойчивость, равновесие в результате бесконечно непрестанных перемен. Но так оно и есть. В том-то и состоит вся быстротекущая, изменчивая, но вместе с тем и постоянная жизнь морских берегов, прибрежного мелководья. За ней и приходится все время следить, за этой тайной жизнью на дне, снимая все новые и новые профили дна с каждым выходом в лодке. Из месяца в месяц. Из года в год. Почти подряд по всем участкам побережья.

Идут в дело и мешочки с песком, извлеченные со дна. В тихой, молчаливой комнате Отдела географии Роже Стаускайте подвергает каждый улов тщательному опросу: где, в каких точках профиля обнаружены те или иные наносы? Вот полоса более крупных песков. Вот более мелких. Фракция 0,5. Фракция 0,25. Вот песчинки более гладкие, окатанные. Вот с резкими гранями, угловатые. А вот скопление гальки. Великий сортировщик — морская волна раскладывает по дну песчаную мозаику. А Роже Стаускайте раскладывает то же по таблицам и диаграммам.

Особо следит она за разноцветными зернышками тяжелых минералов, таящихся в выловленном песке. Важные спутники прибрежных наносов. Они, как «звездочки» в опытах с мечеными песками, указывают на протекающие здесь процессы, на движение потоков, — эти естественные, самой природой меченные частицы. Зеленоватый глауконит, солнечный янтарь помогли в свое время Гуделису подтвердить существование Большого потока. Тяжелые минералы помогают и сейчас распутывать многие нити береговых перемен. И Роже Стаускайте ведет этим камешкам строгий учет, заставляя их выдавать свое присутствие по степени преломления света под микроскопом.

В комнатах Отдела географии — в шкафах и на шкафах, на столах и подоконниках и даже в углах — живописно располагаются всякие папки, связки, батареи чертежных рулонов… — материалы промерно-грунтовых работ. Профили подводных склонов, диаграммы песков. Их количество растет, накапливается. Отсюда, из этих папок и рулонов, вместе с результатами других наблюдений и должны выйти страницы, главы, а может быть, и тома того, что называют здесь коротким словом — кадастр. Описание родных берегов.