Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

— У ТЕБЯ ПОЯВИЛАСЬ ДРУГАЯ ЖЕНЩИНА? —

не верит мне Леночка.

Вечнозеленый тополь. Эксперимент Ясного.

ЭКСПЕРИМЕНТ ВЕКА.

Год назад Ясный подобрал в институтском парке срезанные тополиные ветки, поставил их в колбу с водой, и у веток выросли большие белые корни. Корни так разрослись, что извлечь их, не повредив, было уже нельзя.

Ясный исходил из той предпосылки, что дерево, мол, сбрасывает листья, реагируя на изменения температуры окружающей среды при переходе от лета к зиме. Своим опытом он хотел проверить, можно ли, создав для веток благоприятные условия, заставить их остаться вечнозелеными.

Прошлым летом распустившиеся было листья засохли и опали, потому что мы с Ясным ушли в отпуск, а Вася Полубугаев, которому был оставлен ключ от комнаты, с присущей ему беззаботностью забыл доливать воду в колбу. Поскольку имело место отклонение от благоприятных условий, Ясный решил продолжить эксперимент. Теперь тополиные ветки вновь были зелеными. Эксперимент продолжался.

— В каком-то смысле они всегда зеленые, — пояснял свой замысел Ясный. — Мы просто помогаем тополю реализовать скрытые возможности.

— Хочешь опровергнуть диалектику, — посмеивался над ним Вася.

— Диалектику? — не то переспросил, не то удивился Ясный, поправив очки на переносице.

В такой манере он начинал обычно свои знаменитые поединки с Васей.

— Просто смешно слушать такое в наше время.

— В наше время… — саркастически заметил Ясный. — Наше время — это царство атомов.

— Вот именно, — согласился Вася.

— Кто это, кстати, сказал?

— Как кто? Все. Общеизвестный факт.

— Например?

— По радио. По телевидению.

— А еще?

— Сказано — все. Чего пристал?

— Так вот, Вася. Лет двести пятьдесят назад их говорила глупенькая, распутная госпожа де Сенанж своему любовнику.

— Откуда ты знаешь?

— Это всякий мало-мальски культурный человек знает.

Вася насупился.

— Ты, Вася, одни специальные книги читаешь, — продолжал Ясный наставительно, — и потому такой темный.

— Ладно, — говорит Вася, — мне это необязательно.

— Ты узкий специалист, Вася, а не ученый. Таких, как ты, сегодня сотни тысяч. Усредненных представителей массовой науки. И сколько специальных книг ни читай, ученым от этого не станешь. Познакомишься с тобой, поговоришь и не поймешь, кто ты — физик, шофер или торговый работник.

— Слава богу, — говорит Вася, — сословные привилегии отменены.

— Человек с таким кругозором никогда не сделает ничего принципиально нового в науке. Ни раньше не мог, ни теперь не сможет.

В такие минуты я не устаю восхищаться миролюбием Васи, похожего на крепкого молоденького бычка, одного движения головы которого достаточно, чтобы уложить на месте любого из нас. Я восхищаюсь миролюбием Васи и смелостью Ясного, нашего хрупкого интеллектуала, беззащитно поблескивающего очками в тонкой золоченой оправе.

— Я не против диалектики, Вася. Но чем объяснишь ты досадные мелочи нашей повседневности, живучесть и действенность тех простеньких уловок, на которые попадаются такие умники с высшим и даже наивысшим образованием, как мы с тобой? Тех примитивных интриг, в сети которых мог бы попасть разве что самый захудалый гражданин Древнего Рима и которые тем не менее срабатывают теперь столь же безотказно. Какого ты мнения о современном человеке? Чем, скажи на милость, объяснить, что к истокам реки, питающей человеческую культуру, к познанию священных тайн бытия допущен ты, человек, в общем-то, темный, и наш уважаемый собрат, — указал на меня Ясный, — открытие которого переживет его самого?

— Ладно, Ясный, — сказал я, смутившись. — Будет тебе.

Все-таки я склонен думать, что Вася Полубугаев не побил Ясного и даже своей пассивностью как бы поощрил его к подобным рассуждениям по той же причине, по какой большая, сильная собака не трогает малыша, даже если последний больно ткнет ее пальцем в глаз.

— И вообще, — горячился Ясный, — если в следующий раз, оставшись ответственным за комнату, ты не будешь поливать наши вечнозеленые ветви, я расценю это как злостный саботаж, направленный против важных начинаний научной общественности.

Правду говорят: в человеке есть все. Микробы, бациллы, шарики красные и шарики белые, гены и бог знает что еще. И грипп, и рак, и мудрость, и глупость. Все в нем есть, а уж что там выявится, что наружу выползет, зависит от иммунитета. От склонности. От природы. От условий. От погоды даже.

Надо сказать, что погода в течение тех нескольких дней стояла прекрасная. Мы даже окна открыли и вытяжную вентиляцию выключили, чтобы стекла не разбило ветром, — настолько было тепло. Я потому так хорошо помню, что проверял влияние на обнаруженный эффект различных небольших примесей, а у меня в это время азот в баллоне кончился. Кончился азот, и мои опыты приостановились. Ближайший завоз наполненных баллонов ожидался через неделю. Взаймы, как назло, азот ни у кого не удалось достать. Ясный с гелием работает, ему одного баллона чуть ли не на пол года хватает для его хроматографа. Вася Полубугаев — с аргоном.

— Достаньте, — прошу я в отделе снабжения, — баллон с азотом. Срочно. Ради бога.

— Откуда, — отвечают, — мы его можем достать, когда ближайший завоз через неделю.

— Знаю, — говорю. — Но у меня опыты. Достаньте где-нибудь.

— Это сложно, — мне отвечают.

— Понимаю, — говорю, — что сложно. Я, со своей стороны, в долгу не останусь. Если что надо…

— Как же, — говорят, — непременно надо. Спиртику немного — пишущую машинку протереть.

— Сколько немного? — спрашиваю.

— Вот столько. — И показывают большим и указательным пальцами, сколько надо, то есть в переводе на объем — кубиков триста.

— Куда, — спрашиваю, — так много? Для пишущей машинки и двадцати граммов хватит.

— Так нам, — отвечают, — не только для машинки. Еще смазка для рук нужна — руки обветриваются.

«Как же, — думаю, — обветриваются. Что таким ручищам сделается?»

— И в том месте, где можно баллон достать, тоже просили. Катализировать им нужно.

— Какой нужен спирт? Абсолютный? Гидролизный?

— Лучше гидролизный, — пояснили. — Абсолютный уж больно в нос шибает.

— Что за катализ, — спрашиваю, — с гидролизным спиртом?

— Да вот уж такой, — отвечают, — какой ни на есть. Мы в этом не разбираемся. Нам что? Наше дело — сказать, а там — как хотите.

— Ладно, — говорю. — Когда зайти?

— Через часок, — отвечают ласково.

Захожу.

— Как дела? — спрашиваю.

— Все в порядке. Договорились. Только ехать придется самому.

Поехали мы с шофером в другую организацию, погрузили баллон, взмокли порядком, потому что кроме баллона пришлось кое-что еще погрузить — за одним баллоном грузовик не погонят. А тут у самого входа в организацию бочка с квасом стоит. Квас был вкусный, холодный. А на следующий день я потерял голос.