ВѢЧНАЯ УТОПІЯ.

Ихъ государственный строй и ихъ нравы покоятся на слѣдующихъ пяти основныхъ принципахъ: 1) будь справедливъ къ своему брату, т. е. не дѣлай другому того, чего бы ты не хотѣлъ, чтобы дѣлали тебѣ; 2) будь справедливъ къ животнымъ, т. е. поступай съ ними такъ, какъ ты желалъ бы, чтобы поступало съ людьми существо болѣе могущественное; 3) все должно быть общимъ между равными; 4) каждый долженъ содѣйствовать общему благу; 5) каждый долженъ имѣть одинаковую долю въ общемъ благѣ. На этихъ принципахъ покоится коммунистическій строй, не представляющій никакого существеннаго отличія отъ идеальныхъ представленій, о которыхъ мы говорили раньше. Всѣ граждане равны между собою, и только возрастъ даетъ преимущество однимъ надъ другими; все имущество находится въ общей собственности. 12 часовъ въ день каждое лицо должно отдавать обществу, остальными 12 часами (отъ шести часовъ вечера до 6 часовъ утра) оно можетъ располагать свободно; но изъ времени, отдаваемаго обществу, только 4 часа посвящаются работѣ, остальное время уходитъ на ѣду, на отдыхъ и на развлеченія. 24 дома, каждый для ста семействъ, составляютъ кварталъ, во главѣ котораго стоитъ старѣйшій членъ данной группы. Онъ распредѣляетъ работу. Такимъ образомъ, здѣсь мы видимъ подражаніе проекту, изложенному въ Базиліадѣ (см. выше), и образецъ той фаланстеры, которую впослѣдствіи будетъ проповѣдывать Фурье (см. дальше). Браки заключаются на два года, послѣ чего они считаются по закону расторженными; это, однако, не лишаетъ супруговъ права жить вмѣстѣ и по истеченіи двухъ лѣтъ, и въ такомъ случаѣ они могутъ оставить при себѣ своихъ дѣтей.

Большая часть этихъ правилъ не представляетъ собою ничего новаго и не имѣетъ большого значенія, какъ напримѣръ, признаніе за нѣкоторыми лицами фиктивнаго возраста въ видѣ награды; перечисленіе благодѣтельныхъ послѣдствій описываемаго строя (двойная продолжительность жизни, большій ростъ, тонкость чувствъ и т. п.) далеко неостроумно. Въ этомъ сочиненіи, какъ оно ни сумасбродно, одна вещь, однако, заслуживаетъ вниманія. Викторинъ, достигшій преклоннаго возраста, продолжаетъ оставаться королемъ на своемъ островѣ и полагаетъ, что европейцы не были бы въ состояніи немедленно усвоить себѣ общественную организацію мегапатагонійцевъ. Правда, онъ возвышаетъ королевское достоинство и вводитъ равенство, ограничиваемое только преимуществомъ возраста, но онъ оставляетъ многое безъ измѣненія, многое же другое вводитъ только постепеннымъ путемъ, какъ напримѣръ шестичасовую продолжительность труда вмѣсто четырехчасовой. Въ произведеніяхъ этого рода мы въ первый разъ встрѣчаемъ подобную идею: дѣйствовать не сразу, при барабанномъ боѣ, а путемъ постепенныхъ измѣненій. Этотъ авторъ воображаемыхъ странъ оказывается гораздо разсудительнѣе своихъ предшественниковъ, такъ какъ онъ первый высказываетъ мысль о необходимости переходной стадіи для водворенія идеальнаго государственнаго строя.

Таковы два образца фантастическихъ сочиненій, приводившихъ въ восторгъ нѣкоторыхъ читателей просвѣщеннаго вѣка. Робинзонады, которыя сначала изучались серьезно, превратились чрезъ нѣкоторое время въ книги для дѣтей, и .расположеніемъ публики стали пользоваться романы другого рода. Это были романы сантиментальные, рыцарскіе, уголовные, затѣмъ семейныя хроники, пока наконецъ эти послѣднія уступили свое мѣсто въ недавнее время романамъ археологическимъ, историческимъ, церковно-историческимъ и т. д. Тотъ, кто пожелалъ бы написать исторію романа, могъ бы прослѣдить между ними извѣстную связь. Но сочиненія, переносившія насъ на уединенные или плавучіе острова, къ мегапатагонійцамъ или въ Японское море, вполнѣ удовлетворяли вкусамъ той эпохи, которая не хотѣла знать никакихъ историческихъ фактовъ, шагала чрезъ всѣ традиціи и желала организовать жизнь и государство на совершенно новыхъ началахъ. Люди охотно забывали этотъ напудренный, завитой, одѣтый въ парики міръ и погружались въ фантастическія измышленія о совершенномъ общественномъ строѣ. Эти авторы сдѣлали для большой публики то же самое, что почти въ то же время сдѣлали въ теоріи для политическихъ и ученыхъ круговъ принципіальные предшественники французской революціи.

То, что проповѣдывали Вольтеръ и Монтескьё, также предлагалось осуществить и въ этихъ фантастическихъ описаніяхъ, и мечтанія объ идеальномъ государствѣ находятся въ очень близкомъ родствѣ съ размышленіями Руссо. Здѣсь, какъ и тамъ, все существующее представляется какъ отжившее, устарѣвшее, не соотвѣтствующее эпохѣ, и все это дѣлается съ помощью рѣзкихъ и фантастическихъ антитезъ, провозглашенія равенства, восхваленія естественной религіи, однимъ словомъ, съ помощью изображенія увлекательной картины идеальнаго государства. Разрывъ со старой католической религіею и установленіе естественной религіи представляетъ весьма характерную черту этихъ воззрѣній, такъ какъ предшествовавшія утопіи ограничивались большею частью лишь проповѣдью терпимости. Теперь же рѣшили порвать окончательно съ устарѣвшими понятіями. Это была эпоха того

деизма, однимъ изъ самыхъ горячихъ сторонниковъ котораго въ Англіи, въ началѣ этого столѣтія, былъ Толандъ, издатель Гаррингтона,—эпоха, когда во Франціи исчезло всякое уваженіе ко всему, что имѣло древнее происхожденіе и считалось священнымъ, и когда всѣ помыслы устремились къ этимъ неосуществимымъ мечтаніямъ.

Къ иному роду произведеній принадлежатъ три сочиненія, появившіяся во второй половинѣ XVIII столѣтія. Мы окончимъ изслѣдованіе этого періода краткимъ обзоромъ упомянутыхъ трудовъ.

Первое изъ нихъ заслуживаетъ нѣкотораго вниманія въ виду личности его автора. Это единственное произведеніе, написанное монархомъ. Въ началѣ 1750 года появилось въ Парижѣ сочиненіе 47) «Разговоръ европейца съ жителемъ государства на островѣ Думокала », написанное его величествомъ королемъ польскимъ. Дѣйствительно, Станиславъ Лещинскій, король, лишенный своего престола, впослѣдствіи правитель и герцогъ Лотарингіи, изложилъ свои взгляды въ этой маленькой книжкѣ, преимущество которой передъ другими составляетъ чрезвычайная ея краткость (70 небольшихъ страницъ). Онъ сдѣлалъ это съ ясностью и сжатостью, изобличающей въ немъ государственнаго дѣятеля. Это—прекрасное, небольшое произведеніе, хотя критическія статьи, приложенныя къ нѣкоторымъ послѣдующимъ изданіямъ, слишкомъ ужъ изобилуютъ напыщенными восхваленіями.

Содержаніе несложно и незначительно: это разсказъ о неизбѣжномъ кораблекрушеніи и о спасеніи пассажировъ на Думокалѣ. Вниманіе европейцевъ, потерпѣвшихъ крушеніе, привлекаютъ къ себѣ, прежде всего, два зданія: запасный магазинъ, въ которомъ всегда хранится нѣкоторая часть урожая на случай голода, и затѣмъ больница съ пріютомъ; все остальное разсказано въ видѣ разговора между европейцемъ и браминомъ. Чрезвычайно живо и рельефно изображается по всякому поводу различіе между европейской политикой и той, которой придерживаются въ Думокалѣ. При этомъ намъ показываютъ, какъ ничтожно значеніе даже наилучшей политики; затѣмъ изображается идеалъ монарха. Объ устройствѣ и счастливомъ состояніи этого государства молено судить по двумъ основнымъ положеніямъ: счастье обусловливается внушаемымъ государемъ довѣріемъ къ себѣ и строгимъ примѣненіемъ небольшого числа законовъ. Если государь желаетъ, то можно достигнуть всего; его главная роль заключается въ томъ, чтобы умѣть распознавать способныхъ людей; въ этомъ отношеніи онъ долженъ обладать геніальными способностями. Дальше излагаются очень серьезныя мысли относительно религіи, торговли, арміи, финансовъ, правосудія и администраціи: во всемъ замѣтна практическая опытность. Въ бесѣдѣ о религіи авторъ защищаетъ дружественныя отношенія между свѣтской и духовной властями, миръ между церковью и государствомъ (предметъ, который другіе утописты обходятъ молчаніемъ); въ области правосудія продажа должностей, существовавшая въ то время въ большинствѣ европейскихъ странъ, замѣнена иной системой опредѣленія на должность, преимущественно системой экзаменовъ. Въ области финансовъ возраженія автора противъ сборщиковъ-посредниковъ для взиманія податей и слова его въ защиту справедливаго и пропорціональнаго распредѣленія налоговъ напоминаютъ новѣйшія теченія въ наукѣ о финансахъ. Особенно замѣчательно въ этомъ идеальномъ государствѣ устройство арміи; на него можно смотрѣть почти какъ на образецъ тѣхъ реформъ Шарнгорста, которыя впослѣдствіи послужили основаніемъ для организаціи германской арміи.