ВѢЧНАЯ УТОПІЯ.

Теперь, прежде чѣмъ перейти къ современной эпохѣ, мы въ заключеніе скажемъ нѣсколько словъ еще объ одномъ изъ подобнаго рода произведеній, принадлежащемъ ко времени наивысшаго расцвѣта нѣмецкаго романтизма. Оно озаглавлено: « Счастливая нація или государство счастливыхъ; образецъ полной свободы при неизбѣжномъ господствѣ законовъ », переводъ съ французскаго 1794 г. (Die glückliche Nation oder, der Staat von Felizien. Ein Muster der vollkommensten Freiheit unter der unbedingten Herrschaft der Gesetze. Leipzig, 1794. 2 vol.).

Рѣдкая книга была столь несправедливо оцѣнена историками литературы, даже лучшими изъ нихъ, какъ та, о которой мы говоримъ. Правда, она не очень занимательна и ее едва ли даже можно назвать художественнымъ произведеніемъ. Но въ ней высказано такое множество интересныхъ мыслей о народномъ правѣ, что ужъ по этому одному она заслуживаетъ серьезнаго изученія. Дѣйствительно, мы здѣсь не находимъ похотливыхъ фантасмагорій, но зато въ ней содержится масса идей изъ области философіи права. Общее направленіе и принципы этой послѣдней ясно формулированы въ заглавіи. Эта именно полная свобода при неизбѣжномъ господствѣ законовъ и придаетъ особенно большое значеніе разсматриваемому сочиненію. Вотъ философія Канта съ своимъ сосуществованіемъ; здѣсь излагается цѣлый рядъ идей, характеризующихъ наше конституціонное или управляемое на основаніи положительныхъ законовъ государство. Въ цѣломъ, сочиненіе это напоминаетъ больше всего «Государство Офирское», такъ какъ это не повѣсть, а курсъ философіи народнаго права, которому предпосылается оглавленіе въ 70 страницъ. Копечно, мы можемъ привести здѣсь только нѣкоторыя выдержки, но и то немногое, что мы сообщимъ, вполнѣ подтвердитъ высказанное нами мнѣніе.

Образъ правленія Фелиційцевъ подвергался всевозможнымъ измѣненіямъ; въ настоящее время это наслѣдственная конституціонная и умѣренная монархія. Монархическая власть независима, но она не можетъ превратиться въ произволъ. Идея о представительствѣ осуществлена удивительно правильно, такъ именно, какъ ее понимаютъ въ настоящее время лучшіе публицисты. Воля парламента считается равносильной волѣ народа (это извѣстно всякому по слѣдующему разсчету: въ самомъ дѣлѣ, если мы помножимъ 1/ 2пользующихся правомъ голоса на 2/ 3подающихъ свои голоса и на 2/ 3большинства, то парламентъ будетъ представленъ числомъ 2/ 9, а если мы возьмемъ 2/ 3для присутствующихъ и 2/ 3для вотирующихъ за — что слѣдуетъ считать очень благопріятнымъ положеніемъ, то воля большинства будетъ выражена 8/ 81, т. е. воля народа будетъ сведена почти къ 1/ 10). Очень удачно попутное замѣчаніе о томъ, что публицисты другихъ странъ обсуждаютъ вопросъ о верховной власти народа, но не могутъ прійти ни къ какому соглашенію, такъ какъ у нихъ нѣтъ яснаго представленія ни о народѣ, ни о верховной власти. Сколько еще въ настоящее время происходитъ споровъ по вопросамъ государственнаго права (напримѣръ о верховныхъ правахъ различныхъ нѣмецкихъ государствъ), доказывающихъ справедливость этого замѣчанія!

Кромѣ національнаго парламента, поставленнаго на ряду съ государемъ, тамъ существуетъ множество еще другихъ представительныхъ учрежденій и корпорацій, соотвѣтственно дальнѣйшимъ спеціальнымъ административнымъ подраздѣленіямъ страны, до коммунальнаго совѣта на послѣднемъ мѣстѣ. Всѣ эти представительныя учрежденія соотвѣтствуютъ тѣмъ, которыя въ настоящее время извѣстны подъ именемъ окружныхъ совѣтовъ, генеральныхъ совѣтовъ и т. д. Какъ конституціонныя идеи выражаются въ конституціонномъ правѣ Фелиційцевъ, такъ во всѣхъ этихъ учрежденіяхъ отпечатлѣвается совершенно ясно идеалъ автономнаго управленія.

Современное общественное право въ своей сущности не заключается только въ томъ участіи, какое народъ принимаетъ въ законодательной и административной жизни страны, но оно покоится также на политическихъ правахъ гражданъ. Въ этомъ отношеніи мы находимъ у Фелиційцевъ совершенно особаго характера и хорошо обоснованныя юридическія институціи. Но особенно удивительно то, что въ эпоху самаго сильнаго взрыва французской революціи, не смотря на всѣ провозглашенія равенства, авторъ рисуетъ намъ народъ, раздѣленный на простыхъ гражданъ, дѣятельныхъ гражданъ нотаблей, виртуоловъ (почетное дворянство) и сидеристовъ (потомственное дворянство). Онъ доходитъ даже до того, что описываетъ ордеца и всякіе другіе знаки отличія. Нотабли получаютъ медадь, прекрасно воспроизведенную на заглавной страницѣ книги, сидеристы носятъ зеленый тюрбанъ; виртуолы составляютъ высшую касту, къ которой принадлежатъ изобрѣтатели компаса, книгопечатанія и.... пробки.

Всѣ эти различія оправдываются тѣмъ, что равенство нисколько ими не нарушается, и что они созданы ради общественнаго блага. Равенство примѣняется только въ предѣлахъ возможности, даже по отношенію къ собственности. Никто не можетъ владѣть на правѣ полной собственности площадью больше чѣмъ въ 1.500 аровъ; это одно изъ оригинальныхъ положеній, заключающихся въ этой книгѣ и относящихся къ области экономической. Вопросъ объ отношеніяхъ между управляющими и управляемыми, не нарушающихъ началъ равенства, рѣшенъ небывалымъ до сихъ поръ образомъ. На это различіе уже обращено вниманіе здѣсь и столь же сознательно, какъ въ новѣйшихъ трактатахъ по государственному праву. Осуществленіе гражданами на дѣлѣ своихъ чисто потенціальныхъ правъ обставлено множествомъ различныхъ условій. Прежде всего для этого требуется, чтобы гражданинъ достигъ двадцатилѣтняго возраста и чтобы онъ выдержалъ экзаменъ въ знаніи основныхъ истинъ ученія о государствѣ; такой экзаменъ производится въ присутствіи трехъ членовъ магистратуры и шести асессоровъ, назначаемыхъ по жребію. Эта фантазія опять всплыла въ наше время на поверхность въ сочиненіяхъ серьезныхъ писателей; особенно горячимъ сторонникомъ ея явился Блунчли, выразившій желаніе, чтобы государство ввело у себя нѣчто, соотвѣтствующее конфирмаціи въ дѣлѣ религіи. Нужно согласиться, что нѣчто подобное было бы полезно, такъ какѣ сотни и тысячи лицъ пользуются въ настоящее время правомъ голоса, нисколько не понимая важности своего права. Хорошо было бы развить эту плодотворную идею, постаравшись только избѣгнуть опасности, сопряженной съ возможностью произвола со стороны экзаменаторовъ. Если Блунчли говорилъ о формальномъ посвященіи гражданъ, то мы находимъ и его у Фелиційцевъ. Выдержавши экзаменъ, молодой человѣкъ произноситъ торжественную клятву въ вѣрности Богу, націи и своему начальнику, послѣ чего его опоясываютъ шпагой и вручаютъ ему кольцо гражданина, считающееся у Фелиційцевъ самымъ высокимъ Отличіемъ; на этомъ кольцѣ вырѣзана надпись Мопагкоі , т. е. «рабство дѣлаетъ царемъ» или «свободный благодаря своимъ цѣпямъ». Это одинъ изъ величайшихъ праздниковъ въ жизни, какъ празднованіе бракосочетанія и облаченіе въ тогу совершеннолѣтняго у Римлянъ. Должно согласиться, что и въ этомъ отношеніи выражены также глубокія мысли и глубокія чувства; мысль, что дѣятельное участіе въ государственныхъ дѣлахъ составляетъ обязанность всѣхъ гражданъ, выраженная въ послѣднее десятилѣтіе XVIII вѣка, заслуживаетъ самаго серьезнаго вниманія.