ВѢЧНАЯ УТОПІЯ.

Не желая вдаваться въ подробности относительно этого сочиненія, въ которомъ воображеніе играетъ такую большую роль, а также въ споры, не объ островѣ ли Цейлонѣ идетъ здѣсь рѣчь, мы выяснимъ лишь, какова его тенденція. Вполнѣ ясно, что она заключается въ томъ, чтобы доказать, что совершенное счастье человѣчества слѣдуетъ искать въ естественномъ состояніи. Ужъ одно это показываетъ различіе между этимъ сочиненіемъ и произведеніями Платона. Въ немъ чувствуются политическія теоріи стоической школы, какъ онѣ изложены въ Политикѣ Зенона. То, что тамъ являлось стремленіемъ и системой, описано здѣсь въ поэтической формѣ, какъ реальное явленіе. Такимъ образомъ это сочиненіе составляетъ проникнутую стоицизмомъ противоположность идеальной мысли Платона и является, быть можетъ, самымъ важнымъ изъ твореній, появившихся послѣ Платона, такъ какъ многія черты, встрѣчающіяся въ позднѣйшихъ утопіяхъ (напримѣръ очередный трудъ, распредѣленіе пищи, изученіе астрономіи), находятся уже въ зародышѣ здѣсь.

Во всѣхъ этихъ произведеніяхъ разсказываются такого рода приключенія и вымыслы, что невольно возникаетъ вопросъ, откуда воображеніе грековъ черпало свое вдохновеніе. Мы,. кажется, будемъ близки къ истинѣ, если допустимъ, что источникомъ для всѣхъ этихъ разсказовъ о путешествіяхъ служила Индія, и что на Аравію слѣдуетъ смотрѣть, такъ на каналъ, по которому они доходили до Греціи. Индусскіе купцы гораздо раньше другихъ народовъ предпринимали отдаленныя морскія путешествія, и въ Индіи легко могли создаться подобнаго рода вымыслы. Въ старинныхъ индусскихъ легендахъ Уттара Куру говорится о странѣ, гдѣ нѣтъ пыли, гдѣ каждое утро вырастаютъ на деревьяхъ красивыя дѣвушки; говорится еще и о другой баснословной странѣ, гдѣ нѣтъ гадовъ, гдѣ платье очищается огнемъ, и т. д. Многія черты индусскихъ разсказовъ встрѣчаются въ арабскихъ сказкахъ и въ средневѣковыхъ романахъ, и для оріенталиста несомнѣнно было бы очень благодарной задачей изучить этотъ родъ политико-соціальныхъ вымысловъ въ арабской и, можетъ быть, также въ индусской литературѣ.

Намъ извѣстны два произведенія, доказывающихъ, что арабы съ большимъ глубокомысліемъ и въ поэтической формѣ трактовали проблемы жизни; они имѣютъ даже нѣкоторое сходство съ вымыслами, о которыхъ мы говоримъ;

можетъ быть это сопоставленіе приведетъ спеціалиста къ другимъ аналогичнымъ открытіямъ. Первое изъ этихъ произведеній есть очень интересный романъ Абу-Бекръ-Ибнъ-Тофаиля, умершаго въ 1085 году, бывшаго во время царствованія въ Испаніи Альморавидовъ, т. е. во время магометанской реакціи, секретаремъ гренадскаго губернатора, а позже совѣтникомъ наслѣдника престола; по профессіи, однако, онъ былъ врачемъ. Онъ написалъ романъ съ цѣлью подвергнуть критикѣ всѣ формы соціальной жизни и опровергнуть пагубную философію той эпохи; въ то-же время онъ намъ даетъ объясненіе церковной политики въ тогдашнемъ культуркампфѣ. Этотъ разсказъ, какъ и всѣ почти политико-экономическіе романы, относится къ отдаленному острову на Индійскомъ океанѣ, гдѣ одиноко растетъ нѣкій ребенокъ. Одни полагаютъ, что онъ явился плодомъ тайной любви одной принцессы и перевезенъ на этотъ островъ; другіе вѣрятъ, что онъ зародился въ нѣдрахъ земли благодаря особой химической реакціи: что произошло будто бы кипѣніе первобытнаго ила, среди этой массы показался маленькій пузырь—божественный духъ—онъ лопнулъ и... появился человѣкъ. Разсказъ этотъ напоминаетъ намъ Гомункулюса и наводитъ на мысль о козахъ Мюнхгаузена, Иммермана, потому что извѣстно, что родившійся такимъ образомъ ребенокъ былъ вскормленъ козулей. Постепенное развитіе этого маленькаго существа описывается по истинѣ удивительнымъ и замысловатымъ образомъ. Это философская робинзонада. Прежде всего онъ мало-по-малу узнаетъ, и главнымъ образомъ послѣ смерти козули, что такое животное, что такое человѣкъ, что такое жизнь и въ чемъ она заключается; во всѣхъ этихъ описаніяхъ ясно просвѣчиваетъ, что авторъ изучалъ медицину. Достигнувъ зрѣлаго возраста, онъ проходитъ постепенно всѣ стадіи умозрительныхъ наукъ. Проживши четыре раза 7 лѣтъ, онъ начинаетъ заниматься астрономіей, еще чрезъ семь лѣтъ онъ приступаетъ къ изученію

сверхъестественнаго, и по достиженіи пятидесятилѣтняго возраста онъ. является мыслителемъ въ полномъ смыслѣ слова и мржетъ вступить въ общество себѣ подобныхъ, чтобы зрѣло и здраво судить объ ихъ общественной организаціи. Гей-Ибнъ-Ягтанъ—таково было въ то время его имя, означающее сынъ бодрствующаго, живущій—переправляется потомъ на другой островъ, лежащій недалеко отъ перваго, гдѣ онъ знакомится съ двумя молодыми людьми, изъ которыхъ одинъ называется «Изслѣдователь», а другой «Другъ Mìipa» —этотъ послѣдній и есть будущій государь. Гей и Изслѣдователь произносятъ тамъ проповѣди, но ихъ проповѣдь оказывается гласомъ, вопіющимъ въ пустынѣ, лишь только они хотятъ говорить о религіи не въ томъ духѣ, какъ это принято у именитыхъ островитянъ. Тогда они даютъ совѣть государю не вводить никакихъ измѣненій въ религіи, что же касается его самого, то остерегаться пренебрегать ею и стремиться къ земнымъ благамъ. Всеe это превосходно изложено и представляетъ весьма глубокомысленный философскій и религіозный романъ. Такова исторія Гея-предызбраннаго, Изслѣдователя, освободившагося отъ вѣры и желающаго все-таки примирить новую точку зрѣнія со старой, и Друга мира, не испытывающаго никакого желанія пуститься въ ненадежное море отвлеченностей: это вѣчно истинная исторія.

Однако воображеніе ученыхъ арабовъ изощрялось больше въ другой области вымысла, въ басняхъ, въ которыхъ они излагали мысли, аналогичныя тѣмъ, какія мы встрѣчаемъ въ этихъ утопическихъ разсказахъ. Въ сочиненіи, озаглавленномъ «Чистые братья» (арабскій религіозный орденъ X столѣтія, стремившійся примирить пауку съ вѣрой), въ 21-мъ параграфѣ помѣщена сказка «Борьба между человѣкомъ и животнымъ» , въ которой описаны, со всѣмъ блескомъ восточной поэзіи, золотой вѣкъ и рай, а также и то время, когда Адамъ и Ева вынуждены были прикрываться своими развѣвающимися волосами, замѣнявшими имъ кровъ, платье, убранство, украшенія.

«Они гуляли на берегу рѣки, между благоухающихъ деревьевъ и растеній; они питались плодами и пили рѣчную воду, не дѣлая никакихъ физическихъ усилій и безъ всякихъ хлопотъ и усталости; имъ не зачѣмъ было пахать, сѣять, орошать и жать; имъ не приходилось ни молотить хлѣбъ, ни молоть его, ни мѣсить тѣсто, ни печь хлѣбъ; они не должны были ни ткать, ни прясть, ни стирать или дѣлать что бы то ни было изъ того, надъ чѣмъ приходится въ наше время столь тяжко трудиться ихъ потомкамъ, по мѣрѣ того какъ борьба за существованіе становится все болѣе и болѣе обостренной; ихъ образъ жизни въ раю соотвѣтствовалъ во всемъ жизни животныхъ, и они спокойно наслаждались миромъ и довольствомъ».