Фрэнсис Вин - Карл Маркс: Капитал

Шоу не имел большого успеха в распространении благой вести среди своих товарищей по Фабианскому обществу, в которое вступил в 1884 году. Его друг Г. Дж. Уэллс называл Маркса «нудным, эгоцентричным и сердитым теоретиком», который «самым низким и ничтожным человеческим импульсам придавал видимость вычурной философии». Под влиянием главного теоретика Сиднея Вебба, фабианцы направляли британский социализм от идеи классовой войны и революции к убеждению, что со всеобщим правом голоса существующее ныне британское государство может установить такое общественное законодательство, которое способно улучшить как благосостояние рабочего класса, так и эффективность экономической системы. Это стало также и основным кредо Лейбористской партии, образованной в 1900 году. Старая острота о том, что лейбористы в большем долгу перед методизмом, чем перед марксизмом, может быть просто преувеличением: среди ее сторонников и ее членов Парламента было также много таких социалистов, кто мог назвать себя марксистом. В 1947 году эта партия даже выпустила копию «Манифеста Коммунистической партии», чтобы «признать свой долг перед Марксом и Энгельсом как перед вдохновителями всего рабочего движения». Но лидеры лейбористов поддерживали взгляды Гарольда Вильсона на то, что наследие Маркса неуместно для конституционной партии левоцентристов, а возможно, даже и враждебно.

В Германии, на родине Маркса, его идеи стали правящей идеологией Социалистической Партии Германии (SPD) на ее съезде в Эрфурте в 1891 году. Но Эрфуртская программа содержала две отдельные части, предрекающие длительную борьбу между революционерами и ревизионистами. Первая часть, составленная приверженцем Маркса Карлом Каутским, заново формулировала тезисы, знакомые из «Капитала», — тенденцию к монополии и обнищание пролетариата. Вторая часть, написанная Эдвардом Бернштейном, рассматривала более близкие политические цели — всеобщее избирательное право, бесплатное образование, прогрессивный налог. Бернштейн жил в Лондоне в 1880-х и попал под влияние ранних фабианцев: Роза Люксембург жаловалась, что он «видит мир через английские очки».

Бернштейн открыто отказывался от наследия Маркса в следующие за Эрфуртским съездом 10 лет, отвергая его теорию о стоимости как «чистую абстракцию», которой не удалось объяснить связь между спросом и предложением. Каутский сначала избегал критиковать своего старого товарища и иногда, казалось, даже подбадривал его: «Ты ниспроверг нашу тактику, нашу теорию стоимости, нашу философию. Сейчас все зависит от того, чем то новое, о котором ты думаешь, заместит старое». К концу века намерения Бернштейна прояснились. Капитализм, будучи далек от своего разрушения неминуемыми и неизбежными кризисами, вероятно, продолжит свое существование и принесет еще больше процветания массам. И если им управлять нужным образом, он мог бы действительно оказаться двигателем общественного прогресса.

Поэтому было бы неверным допускать, что настоящее развитие общества показывает относительное или, на самом деле, абсолютное уменьшение числа членов имущих классов. Их число увеличивается как относительно, так и абсолютно… Перспективы социализма зависят не от уменьшения, но от увеличения общественного богатства.

Хотя СПГ (SPD) и продолжала заявлять о себе как о революционной пролетарской организации, на практике она стала успешной парламентской партией, которая направлялась технократами.

Как тонкому ценителю иронии, Марксу, возможно, пришлось бы улыбнуться или усмехнуться над своей судьбой. Пророк, не признанный на родине, еще меньше на земле, его приютившей, стал вдохновителем катастрофического восстания там, где менее всего этого ожидал, — в России, которая почти не упоминалась в «Капитале». Однако к концу жизни Маркс уже начал сожалеть об этом упущении: успех русского издания заставил его задуматься о том, что там, возможно, есть какой-то революционный потенциал.

Его переводчик в Санкт-Петербурге Николай Даниэльсон был также и вождем народнического движения, опиравшегося на убежденность в том, что Россия способна перейти к социализму прямо от феодализма. Изображение Марксом капитализма как губителя душ убедило их, что, если возможно, этой стадии развития необходимо избежать, и раз в России уже существует зародышевая форма общинного землевладения в сельской местности, то было бы неправильным разделить крестьянские общины и передавать их в руки частным землевладельцам в угоду якобы неизбежной исторической закономерности. Для более традиционных марксистов, вроде Георгия Плеханова, утверждавшего, что условия для социализма не созреют до тех пор, пока в России не будет развитой промышленности, это было самообманом, и в течение десяти лет после появления «Капитала» Маркс, казалось, тоже так считал. Отвечая в 1877 году народникам, которые выражали несогласие с его детерминистским подходом к истории, он писал, что если России суждено стать капиталистической, имея перед собой пример западноевропейских стран, то она «не достигнет цели, пока большая часть ее крестьян не превратится в пролетариат. После этого Россия сможет испытать безжалостные законы капитализма, как и другие страны».

Однако Маркс продолжал размышлять о событиях в России, которые грозили опровергнуть его учение. Революционное движение длилось недолго, но оказалось потрясающе решительным и действенным. Между 1879 и 1881 годами отделившаяся от народников фракция «Народная воля» организовала 7 покушений на жизнь царя Александра II, последнее из которых достигло своей цели. Через шесть лет «Народная воля» пыталась убить и Александра III; одним из повешенных за участие в этом преступлении был Александр Ульянов, чей младший брат Владимир Ильич Ульянов станет известен как В. И. Ленин. Последовало большое количество арестов и приговоров, и многие русские революционеры оказались в изгнании. Плеханов уехал в Швейцарию с несколькими своими товарищами, включая Веру Засулич, которая в 1876 году застрелила генерала-губернатора Санкт-Петербурга и затем настолько виртуозно сыграла спектакль в зале суда, что присяжные признали ее невиновной в совершении предумышленного убийства. Несмотря на такое прошлое, она осуждала насилие и стремление к цареубийству в русском социализме, который, казалось, потерял из виду обязательное направление на экономику, заданное в «Капитале». Но вопрос о крестьянстве и пролетариате продолжал беспокоить Веру Засулич и ее товарища, находившихся на берегу Женевского озера. В 1881 году она обратилась к Марксу, авторитетно высказывая свое мнение. «Вы не можете не знать, что ваш «Капитал» очень популярен в России, — писала она. — Но о чем вы наверняка не знаете, так это о той роли, которую он играет в нашем обсуждении аграрного вопроса. Нельзя ли разрешить спор, сообщив ваши идеи о возможном будущем нашего общинного землевладения в сельской местности и теории исторической неизбежности для всех стран мира пройти через все фазы капиталистического производства?»