И Фарман - Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

Не вдаваясь в психологические тонкости различения мышления как процесса и мышления как деятельности, еще раз отметим, что Ю. Хабермаса интересовал деятельностный, точнее — личностный подход к анализу мышления и сознания, — с целью конкретизации всеобщего принципа социальности человека и его психики, с учетом того, что различные формы психики и сознания развиваются не сами по себе — в порядке автогенеза, а только как атрибуты или функции того реального целого, которому они принадлежат, т. е. личности, как субъекту, что они не могут развиваться вне общественных связей и отношений между людьми, иначе говоря — вне коммуникативных связей.

Опираясь на исследования Х.Гарфинкеля и Ж.Пиа-же, Ю. Хабермас обращает особое внимание на преобразующую природу сознания, проявляющуюся в том, что осознание объекта познания носит активный, творческий характер, особенно когда речь идет о познании в результате сложной целеполагающей деятельности, направленной на преобразование. Ведь именно такая деятельность и интересует в данном случае философа. В его психоаналитической модели интересы, потребности, стремления, желания рассматриваются как побудительные мотивы, обусловливающие не только сознательную практическую и теоретическую деятельность, но и проективное отношение к социальной реальности. (В скобках заметим, что такой ракурс рассмотрения вполне соотносим с самыми современными психологическими исследованиями мозга и нервной системы как физиологического механизма (аппарата), обеспечивающего опережающее отражение.) И если мы до сих пор мало знаем о том, как человек мыслит, как работает его мыслительный аппарат, и не можем оказывать воздействие на физиологические, психические и другие стороны деятельности мозга, то в наших силах повлиять на личность как носителя сознания, поскольку сознание — это психика человека, изменяющаяся в процессе развития человечества, усвоения исторически накопленного опыта, а также в процессе общения с другими людьми.

В связи со сказанным может возникнуть вопрос: насколько важны психологические аспекты для проективных концепций Ю. Хабермаса, ставящих в чем-то даже глобальные цели? Действительно, здесь больше вопросов, чем ответов. Но ответ, на наш взгляд, следует понимать, исходя из того, какое значение придается интересам, потребностям человека, как трактуется процесс формирования нравственных идеалов и общественной морали, чем объясняется изменение ценностных ориентаций и т. д. Философ убежден в том, что на эти вопросы никакой научно-технический прогресс и научно-техническое знание ответить не могут, что продвижению в этом направлении может способствовать прежде всего перцептивное знание. В данном случае он следовал существующей философской традиции, согласно которой надлежит обращаться с переживаниями, как с познанием, совершающимся в нас (Р.Декарт). Современная психологическая наука также рассматривает эмоции как психический процесс, отражающий не предметы и явления сами по себе, а те объективные отношения, в которых эти предметы и явления находятся, в связи с потребностями переживающего их человека. Поэтому эмоции, как субъективные состояния, благодаря рефлектирующей деятельности сознания, человек может соотнести с собой и внешним миром, «объективировать их». Из этого следует, что, определяя интересы человека и мотивы его деятельности, нельзя обойти вниманием тесно связанные с ними переживания, составляющие часть реальной жизни личности и выступающие как конкретное бытие индивидуального человеческого сознания.

Но перцептивное знание может быть рассмотрено и более широко, так как в чувствах, как внешней форме проявления очеловеченных эмоций, происходит регуляция функций личности сообразно требованиям общественной жизни. Потребности, интересы, цели, стремления людей обусловлены их общественным бытием, и в субъективном отношении человека лишь раскрываются объективные значимости вещей, поэтому эта сфера также может пролить свет на свойственный человеку ориентировочный и исследовательский интерес (на то, что наш И.П.Павлов называл «рефлексом цели», «стремлением к объекту»). А это значит, что и такие аспекты знания должны быть учтены при проективном отношении к социальной реальности и целеполагании вообще.

Ю. Хабермас держится в рамках своей темы и рассматривает эмоции не как психический процесс, а с точки зрения того, какое влияние они оказывают на мотивацию. В этом смысле, по его мнению, очень много дает художественная литература, во всей полноте раскрывающая подобный опыт, хотя он, в сущности, неисчерпаем.

Итак, можно сказать, что в определении социального действия Ю. Хабермас исходит из осознанных мотиваций. Однако всегда ли мотивация сознательна? Ученые, исследующие «лабораторию мысли», наряду с сознанием выделяют и сверхсознание, и подсознание, и иррациональное, и интуицию, и все эти понятия фигурируют в контексте действия, особенно «творчества», и рассматриваются в качестве источников творческой активности личности. Из указанных компонентов внимание Ю. Хабермаса привлекает подсознательное, проявляющееся главным образом как подсознательная обработка информации, которой отводится существенная роль не только в творческом процессе (как об этом много говорится в работах по психологии творчества), но и в обычных познавательных и коммуникативных процессах. Как о возможных и даже необходимых компонентах познания и естественнонаучного, и гуманитарного в психологической литературе говорится об интуиции, спонтанно развивающихся идеях и т. д. Однако при этом выяснить «механизм» рождения идей не удается даже науке, построенной на принципе верификации «теоретическое — практическое». Эксперимент здесь «не работает». Более эффективными средствами в этом плане Ю. Хабермасу представляются психоанализ и практика коммуникации.

Человек активно ищет решение, строит догадки, выдвигает идеи (разумеется, с помощью других мыслительных операций), в результате далеко не всегда происходит открытие (такая цель, как правило, в обыденной жизни и не ставится), но совершается определенное конкретное действие. (При этом, как указывал Ю. Хабермас при разработке проекта радикализации критического самосознания индивида, речь может идти и о духовном росте, о факторах, влияющих на духовное развитие личности.) Как в этом действии соотносятся сознательное и бессознательное, социальное, культурное и биологическое — на этот вопрос Ю. Хабермас отвечает, обращаясь к психоанализу.

Коротко коснемся вопроса о специфике восприятия Ю. Хабермасом учения З.Фрейда. В самом общем виде психоанализ определяется следующим образом: подлинную человеческую природу составляют элементарные чувственные влечения и нерациональные стороны психики, оказавшиеся под влиянием власти разума в результате развития цивилизации. Поскольку разум является инструментом господства над индивидом, постольку гуманистические устремления З.Фрейда направлены в защиту «естественной» человечности. Однако не этот аспект учения З.Фрейда, которому уделил столь большое внимание Г.Маркузе в своих проектах «новой чувственности», вызывает интерес у Ю.Хабер-маса, практически оставившего в стороне защиту «подавленной чувственности» и эмансипацию подобного рода. Речь идет о более широком понимании психоанализа и о трактовке средствами психоанализа человека в плане человеческой культуры. На вопрос, давал ли таковую психоанализ, ответ должен быть дан положительный. Обращение к психоанализу стало показательным для философии XX-го века. Многие современные философы усматривали в нем истолкование важнейших социокультурных противоречий современности, таких как «репрессивная социальность» и «естественная социальность», «разумный человек» и «естественный человек» и др. Фрейдовская дилемма «естественного человека» и «искусственной цивилизации» стала центральной, в частности для экзистенциализма. Психоанализ по-своему отвечал на, в сущности, традиционный философский вопрос о соотношении тела и духа, природного и разумного в человеке, который в философии Нового времени перерастает в вопрос о соотношении природы и культуры. Психоанализ открывает в нем новые грани, выявляет новые трансформации, в частности связанные с социальной сферой. Не случайно он занимал большое место и в социальных исканиях философов Франкфуртской школы, которые обратились к нему еще в 30-х гг.