Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— Много еще работы осталось? — настройщик окинул взглядом гостиную.

— Порядком. Он ведь, знаете, некоторое время пустовал.

— Да и владельцев сколько сменил!

— У него целая история, — сказала Таппенс. — Столько людей и столько разных событий…

— Вы, верно, о той истории, которая приключилась здесь в войну — не помню уж в какую?

— Да, какая-то военная история, — согласилась Таппенс.

— Возможно. Разные ходили слухи. Сам-то я, конечно, ничего не знаю.

— Еще бы! — улыбнулась Таппенс. — Вас тогда, верно, и на свете еще не было.

Когда настройщик ушел, она села за рояль.

— Сыграю-ка я «Дождь на крыше», — решила она, вспомнив прелюдию Шопена, которую играл настройщик. Взяв пару аккордов, она заиграла аккомпанемент, тихонько мурлыча себе под нос слова:

Она остановилась.

— Кажется, я начала не в той тональности. Но зато рояль теперь в полном порядке. Можно будет на нем играть. — «Куда ты ушел, мой верный дружок», — пропела она и снова остановилась. — Верный дружок… Верный дружок? Это, определенно, знак. Ну что ж, тогда по коням!

Надев туфли на толстой подошве и пуловер, она вышла в сад. Верного Дружка убрали, но теперь уже не в Кей-кей, а в старую пустую конюшню. Таппенс выволокла его, подтащила к краю поросшей травой откоса, обмахнула тряпкой густую паутину, села в повозку и, как следует оттолкнувшись, поставила ноги на оставшиеся от педалей оси.

— Ну, Дружок, — проговорила она, — поехали! Только не очень быстро.

И сняв ноги с осей, выставила их, чтобы при необходимости притормозить.

Несмотря на то, что Верному Дружку всего-то и надо было, что катиться вниз по холму, он явно не спешил. Потом вдруг склон сделался круче, Дружок разогнался, и, стоило Таппенс притормозить, ретиво скакнул вместе с ней прямо в куст араукарии.

— Больно, — пожаловалась Таппенс, высвобождаясь из цепких веток. — Как Томми и говорил.

Выбравшись, она отряхнулась и огляделась. Перед ней вверх по склону тянулись плотные заросли рододендрона [54] Рододендрон — обширный род растений, объединяющий около восьмисот видов вечнозеленых, полулистопадных и листопадных кустарников и деревьев. . «Весной, когда он зацветет, — подумала Таппенс, — здесь будет сказочно красиво. А пока это самые обыкновенные заросли». Впрочем, сквозь заросли явственно виднелась тропинка. Обломив несколько веток, Таппенс продралась через кусты и двинулась вверх по тропинке.

— Здесь уже много лет никто не ходил, — отметила она про себя. — Интересно, куда ведет эта тропинка? Должна же она где-нибудь заканчиваться!

Но коварная тропинка, казалось, и не думала заканчиваться. Она вела себя в точности, как дорожки в Зазеркалье, на которые Алиса жаловалась за то, что они вдруг вздыбливаются и резко меняют направление [55] Имеется в виду эпизод из второй главы книги Льюиса Кэррола «Али-Зазеркалье»: Алиса никак не может подняться на холм, потому что все время разворачивается назад. . Потом кусты рододендронов стали редеть, постепенно сменяясь лаврами, которые, вероятно, и дали дому название, а сама тропинка превратилась в узкую мощеную дорожку и внезапно уперлась в заросшие мхом четыре ступеньки, поднимающиеся к окованной бронзой каменной нише. Ниша при ближайшем рассмотрении оказалась чем-то вроде грота, внутри которого на пьедестале стояла порядком разрушенная каменная скульптура: мальчик с корзинкой на голове. Таппенс начала кое-что сопоставлять.

— Теперь, по крайней мере, ясно, когда разбивался сад, — пробормотала Таппенс. — У тети Сэры за домом стоит точно такая же. Кстати, лавров там тоже хватало.

В детстве Таппенс часто гостила у тети Сэры. Тогда ее любимой игрой были «речные кони». Для игры достаточно было обычного обруча. Шестилетней Таппенс он вполне заменял коней — настоящих белых коней с развевающимися гривами и хвостами. На них Таппенс мчалась через поросшую густой травой лужайку, затем вокруг клумбы, усаженной пампасной травой с колыхающимися в воздухе пушистыми султанами, и по извилистой тропинке, такой же, как эта, — туда, где среди буковых деревьев в каменном гроте стояла точно такая же фигурка с корзинкой. Отправляясь туда на своих скакунах, Таппенс всегда брала с собой какое-нибудь подношение, чтобы положить в корзинку на голове мальчика. Дар этот считался как бы жертвой, а в обмен мальчик исполнял желания. Можно было загадать любое желание и оно почти всегда сбывалось.

— Только, — сказала вслух Таппенс, усаживаясь на верхнюю ступеньку грота, — лучше было загадывать такие желания, в исполнении которых была почти уверена. И все равно, когда они действительно исполнялись, это казалось самым настоящим чудом. По сути, это было жертвоприношение древнему богу, пусть даже и в лице пухлого каменного мальчишки. Впрочем, какая разница! Зато сколько удовольствия — придумать, поверить и разыграть все это!

Она вздохнула, и поднявшись со ступеньки, пошла назад — к помещению, таинственно именующемуся Кей-кей. Дверь оказалась незаперта, и Таппенс шагнула внутрь.

В Кей-кей царил все такой же хаос. Матильда казалась покинутой и печальной, но Таппенс было не до нее. Теперь ее внимание привлекли два фарфоровых табурета, обвитых шеями белых лебедей. Один был темно-синего, другой — голубого цвета, и в сидении каждого была вырезана щель в форме буквы «S».

— Ну конечно, — сказала Таппенс, — я же видела такие, когда была помоложе. Обычно их ставили на веранду и называли Оксфорд и Кембридж [56] В Великобритании синий цвет традиционно считается цветом Оксфордского университета, а голубой — Кембриджского. . Надо будет их вытащить, вымыть и отнести на веранду. Там они должны хорошо смотреться.

Подхватов темно-синий табурет, она устремилась к двери, но споткнулась о выставленные вперед ноги Матильды и едва не упала. Стул, который она при этом все-таки выпустила, угодил в одно из стекол крыши и разбил его вдребезги, едва не поранив перепуганную Таппенс осколками.

— Боже мой! — воскликнула она и, оценив случившееся, вздохнула: — Что же я натворила! Похоже, Оксфорд уже не склеить! Придется довольствоваться Кембриджем! Хорошо еще, Томми всего этого не видел! Интересно, что он сейчас поделывает?

Томми в этот момент, сидя в гостях у своего старого знакомого, предавался воспоминаниям.

— Чудеса да и только! — говорил полковник Аткинсон. — Я слышал, вы с Пруденс — ах да, ты же зовешь ее Таппенс [57] Таппенс (англ.) — буквально означает «два пенса», «маленькая монетка»; в переносном смысле — малышка. … — перебрались в деревню, в Холлоукей. И чего вас туда понесло? Уж наверное, на то были веские причины?