Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— Да-да, конечно.

Лицо у нее стало серьезным, и она тихо проговорила:

— Мосье Пуаро, неужели вы думаете, я не восхищаюсь своим мужем. Восхищаюсь, и еще как. Он живет своей работой, и это величайший подвиг.

Голос у нее чуть дрожал.

Мне пришло в голову, что миссис Франклин нравится играть разные роли. В данный момент она выступает в амплуа преданной жены, поклоняющейся героическому мужу.

Она подалась вперед, положила руку на колено Пуаро и с искренней убежденностью в голосе сказала:

— Джон, в своем роде, святой. Иногда меня это даже пугает.

Назвать Франклина святым? Пожалуй, это уж слишком, подумал я. А миссис Франклин снова заговорила, глаза у нее сияли.

— Во имя науки он готов идти на любой риск. И это замечательно, правда?

— Ну разумеется, разумеется, — торопливо поддакнул Пуаро.

— Но порой, в самом деле, я страшно за него тревожусь, — продолжала она. — Он ведь ни перед чем не остановится. А этот ужасный ядовитый боб, над которым Джон сейчас экспериментирует! Боюсь, он начнет ставить опыты на себе.

— Но ведь он, безусловно, примет все меры предосторожности, — сказал я.

Она грустно улыбнулась и покачала головой:

— Вы не знаете Джона. Слышали, что он проделал с этим новым газом?

— Нет.

— Они выделили какой-то очень нужный газ. Джон вызвался его испытать. И целых тридцать шесть часов провел в специальной камере. У него измеряли пульс, температуру, следили за дыханием. Нужно было выяснить, каковы последствия действия этого газа и одинаково ли оно у людей и животных. Как сказал мне потом один профессор, риск был очень велик. Джон мог просто умереть. Но он из тех, кто совершенно не заботится о собственной безопасности. По-моему, это поразительно, правда? У меня бы не хватило смелости.

— Да, требуется много мужества, чтобы решиться на подобный эксперимент, — сказал Пуаро.

— Конечно. Я очень горжусь Джоном и в то же время ужасно за него боюсь. Видите ли, на определенном этапе морские свинки и лягушки становятся бесполезны. Нужно знать, как будет реагировать организм человека. И я в ужасе — ведь Джон введет себе яд этого гадкого боба, при помощи которого дикари вершат суд Божий. И может случиться непоправимое. — Она вздохнула и покачала головой. — А он только смеется над моими страхами. Нет, он, конечно, в своем роде святой.

В этот момент к нам подошел Бойд Каррингтон.

— Ну, Бэбс, ты готова?

— Да, Билл, жду вас.

— Надеюсь, поездка не будет для тебя слишком утомительной?

— Нет-нет. Сегодня я чувствую себя гораздо лучше.

Она встала, приветливо нам улыбнулась и пошла по лужайке в сопровождении Бойда Каррингтона.

— Гм-м… Доктор Франклин — современный святой? — сказал Пуаро.

— По-моему, тут просто смена амплуа, — возразил я. — Но, кажется, леди это нравится.

— Что нравится?

— Пробовать себя в разных ролях. То несчастная миссис Франклин, которую не понимают и которой пренебрегают; то жертвующая собой страдалица, которой нестерпима мысль, что она обуза для любимого человека. А сегодня преданная жена, поклоняющаяся своему талантливому, героическому мужу. Беда в том, что она везде немного переигрывает.

— Вам кажется, что миссис Франклин глуповата? — задумчиво проговорил Пуаро.

— Нет, я бы этого не сказал, хотя интеллектом, пожалуй, не блещет.

— A-а, она не в вашем вкусе…

— А кто в моем вкусе? — с интересом спросил я.

— Откройте рот, закройте глаза, посмотрим, что феи вам пошлют… — неожиданно проговорил Пуаро.

Ответить я не успел — прямо по траве к нам вихрем неслась сестра Крейвен. Ослепительно улыбнувшись, она распахнула дверь лаборатории, ворвалась туда и тотчас вылетела обратно с перчатками в руках.

— То носовой платок, то перчатки — вечно что-нибудь да забудет, — бросила она на ходу и устремилась к ожидавшим ее Барбаре Франклин и Бойду Каррингтону.

Миссис Франклин, подумал я, видимо относится к тому типу беспомощных женщин, которые всегда все теряют, повсюду разбрасывают свои вещи и не только считают, что все обязаны хлопотать вокруг них, но еще и гордятся своей рассеянностью. Не раз слышал, как миссис Франклин кокетливо лепетала: «Ах, вы же знаете, голова у меня как решето».

Я наблюдал, как сестра Крейвен промчалась по лужайке и скрылась из виду. Бегает она превосходно, и такая сильная, ловкая.

— Для юной девушки такая жизнь, должно быть, несносна! — с чувством сказал я. — Никакого медицинского ухода здесь не требуется, только «пойди, принеси, подай». К тому же миссис Франклин наверняка не слишком с ней добра и деликатна.

Кажется, Пуаро задался целью досадить мне. Вместо ответа он прикрыл глаза и ни с того, ни с сего шепотом проговорил:

— Рыжеватые волосы.

Да, сестра Крейвен, действительно, рыжеволосая, но почему Пуаро решил высказаться по этому поводу именно сейчас, хоть убей, не пойму.

Я промолчал.

На следующее утро перед ленчем [168] Ленч — второй завтрак у англичан из горячих и холодных закусок. состоялся разговор, оставивший во мне чувство смутной тревоги.

Нас было четверо — Джудит, я, Бойд Каррингтон и Нортон.

Не помню, с чего началось, но беседа у нас зашла об эвтаназии [169] Эвтаназия — практика прекращения (или сокращения) жизни человека или животного, страдающего неизлечимым заболеванием. , о доводах «за» и «против» нее.

Бойд Каррингтон, естественно, говорил больше других, Нортон время от времени вставлял слово-другое, Джудит молчала, но слушала очень внимательно.

Я признался, что хотя, видимо, есть все основания поддерживать практику эвтаназии, но все же мои чувства против этого. И кроме того, по-моему, в руках родственников оказываются слишком большие полномочия.

Нортон согласился со мной. И добавил, что к эвтаназии следует прибегать только с согласия и по желанию самого пациента в том случае, когда его страдания перейдут границы возможностей и смерть неизбежна.

Бойд Каррингтон на это заметил:

— Да, но странная вещь: всегда ли этот обреченный действительно желает, как говорится, положить конец своим мучениям?

И рассказал один достоверный случай. Больной, у которого был неоперабельный рак, измученный невыносимой болью, умолял своего доктора дать ему что-нибудь, чтобы разом со всем покончить. Доктор отвечал: «Послушайте, старина, я не могу на это пойти». Уходя, он оставил больному несколько таблеток морфия, подробно объяснив, как их принимать и какова смертельная доза. Хотя таблетки хранились у больного и он волен был принять смертельную дозу, он этого не сделал.

— Вот и получается, — заключил Бойд Каррингтон, — что, несмотря на все свои заверения, этот человек предпочел мучения, а не быстрый безболезненный конец.