Герда Грау - Атропин

Идея показалась стоящей. Диван у него есть, еда… Он заглянул в пакет — безалкогольная вечеринка лучше никакой. Очень кстати пришелся бы и пад, но подлый Полип первым делом забрал у него устройство под тем предлогом, что развлекаться арестованным не положено. Таким образом, Гейл остался не только без своей коллекции фильмов, но и без связи с Тедом, которого втайне рассчитывал попросить в перерыве между выступлениями притащить пива и бутербродов. Без подсказки в дебрях ангаров его не найдет даже Шерлок Холмс.

Гейл немного подумал и развернул выданную Полипом бумагу — не может быть, чтобы на складе не нашлось ничего, что скрасило бы ему самую холодную ночь в году. Он дошел до раздела «аппаратура» и на одной из секций обнаружил пометку «УКВ-радиостанции». Совершив вылазку к указанному месту, он вытащил одну из них, повесил себе на плечо и вернулся в бельевую. Где-то вдалеке взлетела и разорвалась фейерверком ракета, на минуту осветив склад розовым огнем.

Закопавшись в кучу пакетов, он натянул наушники и попытался поймать какую-нибудь развлекательную волну, однако в эфире стояла странная тишина, нарушаемая только отдельными проблесками звуков: радиус покрытия станции оказался слишком мал и предназначался для учебных задач на выделенных диапазонах, остальные частоты для простоты задачи аппарат не принимал.

Но неудача Гейла вовсе не обескуражила. Он совершенно точно знал, что все происходящее в актовом зале в ночь Хэллоуина обязательно наблюдается видеокамерами и прослушивается дежурными офицерами в соседнем здании на случай беспорядков, и если каким-нибудь образом снять ограничение у радиостанции, то можно вместе с ними тайком послушать концерт в актовом зале. Гейл активировал декодер и встроился в простенькую для его нынешних умений радиостанцию.

***

It was a teenage wedding, and the old folks wished them well

You could see that Pierre did truly love the mademoiselle

And now the young monsieur and madame have rung the chapel bell,

«C'est la vie», say the old folks, it goes to show you never can tell

Уоррен специально занял столик в среднем ряду в самой середине. Первые ряды обычно пустели, когда наполнялось пространство перед сценой, а он не хотел сидеть в одиночестве у всех на виду. Последние ряды оккупировались парочками для страстных объятий под музыку, мешать им в его планы тоже не входило. Нынешнее место было идеальным настолько, насколько это вообще возможно, и даже чей-то затылок перед его лицом совершенно не мешал, напротив, дарил чувство защищенности. Всех музыкантов он знал по именам еще с первого курса: Али Горохов, Крис Суини, Айвор Девилер, Тед Тейлор — непобедимый квартет спевшихся выводящих, разгильдяи, которым все сходит с рук за прекрасные голоса и благодаря отсутствию конкуренции на праздниках в училище. Только им разрешалось не стричься и в будни занимать актовый зал для репетиций.

They had a hi-fi phono, boy did they let it blast

Seven hundred little records, all rockin' rhythm and jazz

But when the sun went down, the rapid tempo of the music fell

C'est la vie say the old folk, it goes to show you never can tell

Из-за холода в помещении все музыканты были в свитерах, у Теда он был белоснежным, и, как пятно прожектора, стоял перед глазами даже тогда, когда Уоррен не смотрел на сцену. Два с половиной года койка Тейлора стояла рядом с его кроватью, и за это время Уоррен успел увидеть его в бесконечном разнообразии одежды: полосатая пижама, форменная голубая рубашка, белый парадный китель, мятые джинсы, вязаная безрукавка, и даже кофта с капюшоном, но ни одну одежду Тед не любил так, как безразмерные, растянутые словно их колесовали, вязаные свитера. Этот раньше принадлежал Эндрюсу.

— Чувак, тебе не плохо, часом? — встревоженно спросил кто-то, склонившись к его уху.

— Мне хорошо, — коротко ответил он.

They bought a souped up jittny, was a cherry red fifty three

They drove it down to Orleans to celebrate their anniversary

It was there where Pierre was wedded to the lovely Mademoiselle

C'est la vie say the old folk, it goes to show you never can tell

Эндрюса Уоррен презирал с самого начала их знакомства. За тупое упрямство, за неумение видеть очевидное и еще за то, что, когда эта дубина, пользуясь перерывами в зубрежке, устраивала себе физкультурные пятиминутки, отжимаясь в проеме между койками, Тейлор неизменно брал гитару и, хохоча, наигрывал ему бравурные маршики, сидя на ближайшей к проему койке, которая, между прочим, принадлежала ему, Уоррену. И он ее заправлял не для того, чтобы Эндрюс, устав от своих физкультурных экзерсисов, усаживался на нее задницей.

В один из таких перерывов Эндрюс взял вдруг у Тейлора гитару, пристроил у себя на коленях и исполнил старый хит какой-то чокнутой группы многовековой давности. Пел он бездарно, блямкал по струнам еще гаже, но против ожидания, Тейлор не только не отобрал гитару (Уоррена однажды чуть не убил за то, что тот просто переставил ее на другое место), но и истерически подвывал ему, сгибаясь пополам и вытирая слезы тыльной стороной ладони. Эндрюс, который все и всегда принимал за чистую монету, отбросил гитару и вернулся к своим отжиманиям. Уоррен смотрел, как ходят у него мышцы под кожей, погибая от бессильной ненависти к его белесым волосам и мокрой спине, и был рад, когда тот досадливо растянулся на полу и положил голову на руки, прекратив распространять по комнате волны своего душка.

— Без нагрузки не то, — объяснил Эндрюс нагнувшемуся к нему Теду. — Свой вес я нормально поднимаю, а для прогресса нужен какой-то утяжелитель. У тебя нет ничего подходящего?

Уоррен еле удержался от того, чтобы предложить опустить ему на хребтину железную кровать. Тейлор поискал глазами что-нибудь похожее на груз, не нашел, и недолго думая уселся Эндрюсу на плечи.

— Давай, — хихикнул он. — Я тяжелый. Можешь представить, что я ранен, а ты моя последняя надежда.

— Тогда лучше ляг, — предложил Эндрюс. — Равномернее будет.

Тейлор лег, Эндрюс начал свои отжимания. У Уоррена потемнело в глазах, когда на какую-то долю секунды он увидел на лице Теда, растянувшегося на спине Эндрюса, зачаток гримасы, непонятной стороннему наблюдателю, но зато так хорошо знакомой ему самому. Она была зеркальным отражением того, что он сам неоднократно видел в зеркале ванной, тайный код мизерного, усеченного до точки удовольствия, растерянность пополам с удивлением, подводное извержение вулкана, выдающее себя легкой рябью на поверхности, подводные сонары, крик касаток, паника среди акустиков.

— Хватит, — визгливо крикнул он. — Тут не спортзал, запах уже как в конюшне. Эндрюс, тебе не будет слишком трудно посетить душ прямо сейчас? И заодно открыть окно, чтобы проветрить место, где мы, вообще-то, спим?

Вайз и Мартинес удивленно подняли головы от своих информаториев, Тед скатился со спины, и Эндрюс встал.

— Ладно, о`кей, — мирно сказал он. — Извини. Тед, открой там окно, я пойду, сполоснусь. Наверное, на сегодня и вправду хватит.