Алексей Каплер - Киноповести

— Верим! Верим!.

Аплодисменты.

Семен стоит среди солдат и кричит:

— Бороздина! Бороздина!

Г о л о с г е н е р а л а. Вместе со всеми я выкрикивал имя прапорщика Бороздина. Этот человек казался мне воплощенным идеалом революционера. Его смелость, его горячие слова в защиту свободы, даже внешность его — все внушало мне чувство любви и безграничного доверия. За этим человеком я пошел бы в огонь и в воду.

— Бо-роз-ди-на! Бо-роз-ди-на! — кричит Семен.

— Бо-роз-ди-на! — кричат другие солдаты.

— Имеются две кандидатуры, — говорит председатель. — От партии социалистов-революционеров прапорщик Бороздин…

— Бороздина! Правильно! Бо-роз-ди-на!

— Тихо, товарищи, тихо. И от партии большевиков рядовой Петренко.

— Даешь Петренко! Бороздина! Долой! Правильно!

— Голосую. Кто за кандидатуру Бороздина, прошу поднять руку.

Поднимается лес рук. Председатель пытается сосчитать. Крик стоит невообразимый.

— Опустите, опустите руки, — просит председатель. — Кто за кандидатуру Петренко?

— Бороздина! Петренко! Долой! Неправильно! Считай! Ты чего два раза руку тянешь?

Начинается хаос. Собрание вот-вот превратится во всеобщую свалку.

— Товарищи! — слышен голос Николая. — Так у нас толку не будет, — предлагаю голосовать переходом. Кто за большевиков — переходи налево, кто за эсеров — направо.

— Верно! Переходить.

Среди солдат движение.

— Востриков! Семен! Ты за кого?

— Товарищи, все как один…

— Ногу! Ногу отдавили, черти!

— Граждане, будьте сознательные!

— Ну, как там, Востриков?

Семен решительно переходит направо. За ним устремляется большинство солдат.

Часть тех, кто уже стал по левую сторону, заколебалась.

— Что ж это, братцы, — говорит один из них, — Семен туда, а мы сюда… — и переходит направо.

Бурное передвижение заканчивается: справа стоит подавляющее большинство солдат, а слева небольшая группа.

И только кривоногий Граф остался посередине.

— Эй, браток, — кричат ему те, кто за эсеров, — подавайся к нам, видишь, нас сколько!

— Ты же бедняк, — кричат ему слева, — тебе к большевикам.

Граф подается влево, но нерешительно останавливается, идет вправо, но, не дойдя, снова останавливается.

— Ну, чего ты, глупый, — кричат ему, — выбирай.

— Ей-богу, братцы, не знаю, куда верней метнуться. Не обмишуриться бы…

Так он и стоит, растерянный, посередине — ни туда, ни сюда… Вдруг с улицы доносится отчаянный крик:

— Ратуйте! Ой, хлопцы, ратуйте! — захлебываясь, кричит какая-то женщина.

Весь митинг бросается к воротам.

Г о л о с г е н е р а л а. Мы давно привыкли к тому, что у наших соседок, в швейной мастерской, постоянно происходят битвы с хозяйкой — грубой, деспотичной женщиной. Но на сей раз дело обстояло, по-видимому, серьезнее.

На солдат, вышедших на улицу, набрасываются швеи и в десять голосов сразу начинают объяснять, что у них произошло.

Они тянут солдат за собой, кричат им что-то на ходу. Вместе со всеми идут в «Русалку» Семен, Петренко и Николай Игнатьев.

Г о л о с г е н е р а л а. Из сбивчивых слов женщин мы поняли, что не то известная Нюшка Никитина убивает хозяйку, не то, наоборот, хозяйка кончает Нюшку. Ясно было одно — требуется немедленная помощь…

В сводчатом подвале, где стоят длинные столы со множеством швейных машинок и кучками полуготовых солдатских гимнастерок, — сражение в разгаре. Центр этого сражения в глубине мастерской — там, где на больших досках разглаживаются законченные гимнастерки и на плитах накаляются утюги. Над вмазанным в плиту котлом поднимается густой пар — кипит вода.

Хозяйка мастерской — огромная бабища, разъяренная, растрепанная, — хлещет направо и налево по лицам швей свернутой жгутом мокрой гимнастеркой. Швеи кричат и наступают на хозяйку.

В центре нечаянно оказалась кособокая, хилая женщина. Ей достается от хозяйки больше всех, и она только закрывается изуродованными руками с искривленными и распухшими в суставах пальцами. Она не переставая кричит:

— Ратуйте, ратуйте!

Хозяйка, рассыпая удары, выплевывает несвязные слова:

— Дряни… шлюхи… Права… Я вам покажу права… Дрянь такая… подай им права…

На стороне хозяйки, окружая и защищая ее, бьются несколько рослых, сильных женщин.

Нюша вскакивает на бочку.

— Бабы!.. — кричит она хриплым голосом. — Чего смотрите! Довольно она нашу кровь сосала! Бей ее, бабы!

Нюша сверху прыгает на хозяйку, сбивает ее с ног. Они катятся по полу, вцепившись друг другу в волосы.

— Бей кровопивицу! — орет маленькая, отчаянная Фроська и бросается на помощь Нюше.

— Афанасий! Афанасий! — визжит хозяйка.

Из внутренних дверей мастерской входит чернобородый мужик в русской рубахе и в жилете поверх нее.

Появление этого человека вносит на миг смятение в ряды швей — видимо, они не раз испытали на себе силу его ударов.

Хозяйке удается отбросить Нюшу и подняться на ноги.

Афанасий стоит, лениво потягиваясь.

— Ну, чего стоишь столбом?! — кричит хозяйка. — Действуй!

Неторопливо и безразлично берет Афанасий ведро и опускает в бурлящий кипяток.

— Ай, берегись, бабочки, — ошпарит окаянный! — кричит кто-то в толпе женщин.

— Не те времена! Пусть попробует…

— Не смей! Не смей, проклятый!

Фрося пытается оттащить Нюшу в сторону.

— Ай, берегись!.. Берегись!

Афанасий с полным безразличием выплескивает кипяток в толпу женщин.

Раздается многоголосый крик.

Кривобокая женщина падает.

Отбежавшие было назад швеи с ревом бросаются на хозяйку, на Афанасия, и впереди всех — Нюша.

В одно мгновение сминают они защитниц хозяйки. Афанасий успевает выскочить и захлопнуть дверь за собой.

Хозяйку валят, в нее впиваются десятки сильных рук.

— Бей ее! — кричит Нюша.

Но хозяйка вдруг вырывается из рук женщин и падает на колени.

— Ой, родимые, девочки мои бесценные! Помилуйте, помилуйте!..

Она пытается поцеловать Нюшину руку.

— Как же, разжалобила, гадюка, — говорит Нюша, отнимая руку. — Хватай ее, девки!

— Какие такие могут быть жалости, — вторит Фрося. — А ну, взялись!

Хозяйка валится в ноги, цепляется за подолы, целует ноги женщин, целует цементный пол у их ног.

— Спасите, дорогие, спасите!

Она срывает с себя серьги, браслеты и кольца, бросает их перед швеями.

— Все берите, все отдам, девоньки, дорогие, родные, красивые! Не губите душу свою христианскую… Все отдам…

— Нет, Полина Ивановна, не упросишь — дудки! Бери ее! — беспощадно произносит Нюша. — Подымай! Тащи на помойку!

Вместе с другими женщинами Нюша подхватывает хозяйку и волочит ее к выходу.

Полина вопит дурным голосом.

Распахивается дверь с улицы.

Гремя сапогами, по лестнице в мастерскую вбегают солдаты. С ними вместе врываются тяжелые клубы белого морозного пара.