Алексей Каплер - Киноповести

— Я слушаю вас.

— Ради бога, — говорит Нина, — Сережа… Кира… Ради бога.

— Очень короткое название: измена.

Кирилл хватается за кобуру.

Нина бросается к нему, повисает на его руке.

— Вы изменили присяге, Бороздин. Вы забыли, что у нас есть еще государь и Россия еще жива… Еще жива… еще жива…

Сергей дрожит, по его щеке пробегает судорога — точно так же, как в тот миг, когда он увидел мертвого командира полка.

Резко хлопает дверь. Сергей сбегает по лестнице. А вслед за ним бежит Нина, стараясь его остановить.

На лестницу выходит и Кирилл.

— Сережа, — кричит Нина, — разве ты не знаешь, Сережа, ведь государь отрекся… Сережа…

— Остановись, Сергей!

Кирилл перегибается через перила.

— Государя нет, государь отрекся… — кричит Нина, идя за Сергеем.

Вдруг Сергей останавливается. До его сознания, наконец, дошел смысл этих слов.

Сергей хватает девушку за плечи, рывком приближает к себе.

Их лица рядом.

— Что ты сказала? Это ложь!

— Спроси Кирилла, спроси кого хочешь. Как же ты не знаешь? Все это знают, Сережа…

Помертвев, Сергей беспомощно оглядывается.

— Как же ты этого не знаешь? Где ты был? Ведь еще утром сегодня… — говорит, спускаясь с лестницы, Кирилл.

— Боже мой…

Сергей неожиданно опускается на ступеньку лестницы, прижимает лоб к холодным мраморным перилам и плачет, плачет, отвернувшись от всех.

Нина опускается рядом с ним.

— Сережа, не надо, дорогой мой… Сережа…

Но Сергей рыдает все сильнее и сильнее.

— Нельзя же так… Сережа… пойдем отсюда… Пойдем к нам…

Кирилл тоже наклоняется над ним.

— Ну, успокойся, Сергей, что делать…

— Оставьте меня! — Сергей вскакивает и бежит вниз.

Нина выбегает на улицу вслед за ним, зовет его:

— Сережа!

Вдруг Сергей оборачивается, бросается к ней. Он обнимает Нину и, ничего не видя вокруг — ни прохожих, ни ухмыляющихся кучеров, — судорожно целуя Нинины руки, горячо говорит:

— Ты одна осталась у меня… дорогая… все погибло… все… Иди, дорогая, иди…

— Я не могу тебя оставить в таком состоянии…

— Иди, иди. Потом… Я ничего не знаю. Ничего… Иди…

И Сергей уходит.

Рыжебородый, раскормленный кучер, подмигнув другим кучерам, изрекает:

— С жиру бесятся, буржуи.

Сергей идет по улице. Вокруг него бурлит революционная толпа.

Г о л о с л а к е я. Что же мне было делать? Все погибло. России больше не существовало. У меня не было ни дома, ни долга, ни друзей, ничего. Ничего. Мелькнула мысль о самоубийстве. Очевидно, это было единственным выходом… Я не заметил, как очутился перед Таврическим дворцом…

Толпа возле Таврического дворца то сжимает, то относит в сторону Сергея, то повернет боком — он так и идет, сжатый кричащими, возбужденными людьми.

Ко дворцу непрерывно подходят воинские части.

Приближается флотский гвардейский экипаж. Высокий адмирал возглавляет колонну.

— Ах ты, мать честная, Кирилл Владимирович!

— Брат царя с красной тряпкой! — возмущается толстая дама.

— Так он ведь не родной…

— Все равно — великий князь, а признал революцию. Ну что ты скажешь… Конец света!

Над солдатами, стараясь сохранить величавое достоинство, возвышается высокий толстый старик — Родзянко. На бледном его лице застыло глубокое страдание.

— Православные воины! — говорит он. — Свершилось великое дело! Старый строй низвержен. Для управления страной Комитетом Государственной думы только что, по согласию с Советом солдатских и рабочих депутатов, создано Временное правительство во главе с князем Львовым. Братья офицеры и солдаты, германцы, безусловно, захотят воспользоваться нашими беспорядками, чтобы броситься на нас и победить. Неужели мы отдадим им свободную Россию? Да не будет этого! Слушайте своих офицеров. Не допускайте хаоса. И да здравствует святая Русь!

Он говорит, вероятно, сотый раз в этот день, и в громовом его голосе слышится усталость и хрипота. Из-за этого между интонацией и высокими словами которые он произносит, нет связи.

— Какое такое Временное правительство? — слышится чей-то голос рядом с Сергеем. — А как же Михаил? Царь-то в его пользу отрекся!..

— Какой там Михаил!.. Разве сейчас народ допустит царя? Нет, брат, теперь уже все… отцарствовали.

— Сергей Александрович! Сергей Александрович! — к Сергею пробивается маленький изящный офицер в черном романовском полушубке.

— Как удачно, что я вас увидел. Пойдемте, дорогой… Позарез нужны люди, на которых можно положиться… Вы не представляете себе, что здесь творится…

— Позвольте…

Не слушая Сергея, офицер берет его за руку и проталкивается в Таврический дворец.

Коридоры, лестницы, комнаты, залы дворца набиты людьми так, что невозможно ни пройти, ни повернуться. Подчиняясь каким-то непонятным законам, эта человеческая масса по временам начинает двигаться в какую-либо сторону, и только тогда, пользуясь этим всеобщим движением, можно попытаться пройти в нужном направлении.

— Там Совет солдатских и рабочих депутатов, — указывает офицер Сергею на непрерывно открывающуюся и закрывающуюся высокую двустворчатую дверь.

Солдаты, рабочие, дети и взрослые, мастеровые, курсистки, студенты, гимназисты, чиновники — все смешалось в Таврическом дворце. Мелькают белые косынки сестер милосердия, организованные наспех питательные пункты раздают горячую пищу. Голодные люди едят, обжигаясь и торопясь.

В других комнатах перевязывают раненых. За столами кого-то куда-то записывают.

По временам, с трудом пробивая себе дорогу, проходят новые должностные лица.

Сергею и маленькому офицеру с трудом удается наконец выбраться из этого столпотворения и выйти в сад Таврического дворца. Они направляются к министерскому павильону.

У входа в павильон стоит длинная очередь переодетых и даже не переодетых городовых.

— Пришли арестовываться, — кивнув на них, говорит офицер. — Одно спасение — под арест. А вон, видите, — жандармы. Смех, ей-богу, что делается в России…

— Прошу сдать… — говорит интеллигентный господин очередному городовому.

Городовой растерянно хлопает веками и раздувает усы.

— Чего не понимаешь, — снимай селедку, — комментирует стоящий рядом с интеллигентом рабочий.

Городовой охотно, с видимым облегчением, снимает шашку.

— Ваши благородия… — говорит он. — Тут мы, то есть городовые, собрали деньги — двести пятнадцать рублей — на революцию… так сказать, мы тоже этого самого… Куда прикажете?..

— Ладно, проходи, там скажут. Следующий. Ух ты…

Следующим оказывается гигант с огромными подусниками, сизым носом и крохотными злыми глазками. Время от времени он икает.

— Что икаешь, напугался? Как фамилия?

Но вместо ответа гигант только сотрясается от икоты, и, видимо, ничего другого от него не дождаться.