Андрей Поздеев - Операция «Артефакт»

– Вы не угадали, Лаврентий Павлович. Вы до сих пор продолжаете мыслить с позиции негодяя и стяжателя, и вам даже невдомёк, что людям свойственны такие понятия, как благородство и сострадание. Несмотря на то, что вы в своё время спустили на меня всех собак Советского Союза, я не намерен сводить с вами личные счёты. Я преследую этой встречею совершенно другие цели. И чтобы вы поняли, почему мы вообще сегодня встретились, я готов вам об этом рассказать. Но прежде я хотел бы узнать, каким ветром вас занесло в этот монастырь и почему вы приехали в Козельск? Времени у нас не так много, летние ночи короткие, поэтому попрошу изложить вашу историю в укороченном виде, безо всяких там лирических отступлений.

После этих слов Архипа полуслепой старик обречённо стянул со своей головы шапку, обнажив плешивую лысину, положил в неё развалившиеся очки, связанные резинкой, и вытянул к огню покрытые коростой руки. Потом, собравшись с силами, нырнул в своё прошлое, глубоко вздохнул и начал свой сказ.

– После того как ты, Архип Захарович, провалил нашу операцию, на тебя действительно были спущены все собаки. Сам виноват! Нечего было тебе Иосифа Виссарионовича за руки брать и выяснять, двойник он или настоящий. Мы с Судоплатовым тогда так и не выяснили, почему он в то утро сам приехал в Кремль, а двойника оставил на Ближней даче. Сталин должен был появиться в городе только к вечеру, к Торжественному приёму в Большом Кремлёвском дворце. Мало кто знал тогда, что по состоянию своего здоровья он не любил массовых мероприятий с большим скоплением народа, поэтому после сорок седьмого года посылал на них своего двойника, включая даже парады на Красной площади. А тут почему-то решил приехать сам? Но, к сожалению, мы об этом не знали.

К 1949 году Сталин перенёс два микроинсульта. После этого стало заметно, что он «немного» тронулся умом, удалился от государственных дел и засел за написание своей «Теории социализма». В тот период вся полнота власти была сконцентрирована в моих руках. В то же время я отдавал себе отчёт, что с таким положением дел ближайшие соратники вождя будут мириться только до момента его смерти. А дальше начнётся самая настоящая грызня за «трон», и кто победит в этой «войне», было не ясно. Поэтому я и придумал тогда эту трёхходовую комбинацию. На первом этапе я убирал с политической арены Сталина и всех собак вешал на американцев. На фоне этих событий для стабилизации законного правопорядка в стране я брал всю полноту власти в свои руки на вполне законных основаниях. Это был второй этап. Третий этап операции предполагал уничтожение внутрипартийных группировок, возглавляемых Хрущёвым и Маленковым, с последующим снятием их с занимаемых должностей. Самым весомым аргументом в этой борьбе должно было стать рассекречивание информации о совершённых ими преступлениях в период тридцатых-сороковых годов, в том числе и участие их в «тройках». Все они знали, или, по крайней мере, догадывались, что у меня на каждого из них было своё секретное досье, которое я кропотливо собирал последние пятнадцать лет. И если бы не ты со своим гуманизмом, то эта страна давно бы жила по-другому.

Как же я был тогда на тебя зол!!! Я дал команду «Живым не брать!» и не мог дождаться, когда тебя, говнюка, кинут к моим ногам. Но ты прошёл сквозь расставленные сети, как нож сквозь масло. Повезло тебе. Несказанно повезло!

Ну а мне пришлось ждать следующего случая. Такая возможность представилась только в конце февраля 1953 года, когда «Хозяина» хватил очередной удар. Чтобы на этот раз не испытывать судьбу, я решил организовать всё лично. Поручил нашей общей знакомой, Нелли Ивановне, подобрать соответствующий яд, который ни у кого не вызвал бы подозрения при вскрытии, и заставил её собственноручно сделать укол Сталину. За этот «героический» поступок я потом наградил её орденом Ленина…

Берия ненадолго замолчал, закрыл глаза, глубоко вздохнул и далее, как сомнамбула на исповеди, без эмоции в голосе продолжил своё повествование:

– Вроде бы всё шло как по маслу: шикарные похороны, коллективная истерия граждан, решение правительства по коллегиальному управлению страной на промежуточном этапе, сплошное единодушие в принятии решений членов ЦК… Все эти Хрущёвы, Маленковы, Булганины ходили в тот период такие белые и пушистые, что хоть картину маслом с них пиши… Да! Не доглядел! Опередили меня эти сукины дети!

Накануне того злополучного дня, 26 июня 1953 года, я только что вернулся из зарубежной поездки, летал в ГДР. Когда летел обратно, до меня дошла информация о подозрительной концентрации военных в Москве и о чрезмерной активности Хрущёва. Думаю, чем чёрт не шутит, и на заседание ЦК не поехал. Так они там, в Кремле, все со страха обосрались, и решили в тот же день штурмовать мой дом, пока я не принял против них ответные меры. Отключили телефоны, под разными предлогами выманили за периметр дома часть охраны, подогнали броневики и начали «поливать» особняк из крупнокалиберных пулемётов и забрасывать внутренний двор гранатами. Короче, устроили такой цирк, что представить себе даже трудно. Но Хрущёв просчитался, потому что не знал о моей главной тайне, что у меня к тому времени был уже свой собственный двойник. Знал об этом только Судоплатов, но, судя по всему, он об этом до сих пор никому не рассказал.

Он нашёл его для меня в Карагандинском лагере в далёком 1940 году. Это был киевский еврей, артист драматического театра. Сходство его со мной было просто поразительное. А когда над ним поколдовали хирурги, которые нанесли на его тело несколько шрамов, которые были у меня, сходство стало просто потрясающим. Я смотрел на него, как на своё отражение в зеркале. Долго уговаривать его не пришлось. Надавили на его самые больные места, семью и детей, он и сломался. В 1942 году для проверки я его подложил к Нелли Ивановне в постель, у меня до этого с ней был роман. Правда, эта дура так до конца своих дней и не поняла, почему мы с ней расстались.

Когда начался штурм, мой двойник был вместе со мной в кабинете. Я сразу сообразил, что штурмовать будут до победного конца, и, не раздумывая, всадил две пули «артисту» в грудь и в голову, а сам ушёл из особняка через потайной ход в канализационный коллектор. Про этот ход из домашних не знал никто. До революции дом принадлежал высокопоставленному чиновнику городской управы, который, опасаясь революционных выступлений, подготовил для себя пути отступления. Видишь, какая судьба у меня! Всю жизнь я боролся с этой буржуазией, а свою задницу пришлось спасать через их чёрный ход.

По уши в говне я в этом коллекторе просидел целых пять дней, пока наверху не сняли оцепление. После чего поднялся наверх, нашёл там кое-что из своих вещей, переоделся и ушёл на конспиративную квартиру в Сокольники, где залёг на дно. Никому не звонил, не писал, поскольку знал, что все мои люди находятся под колпаком. Там я, как мышь, безвылазно просидел два месяца, пока на лице не выросла щетина. Всё это время меня мучил вопрос, почему до сих пор не объявили о моей смерти. Сначала думал, что мой двойник выжил и сейчас поёт соловьём, а меня ищут по всем углам. Но внешних признаков активных поисков по городу не наблюдалось, да и по радио как-то тихо освещали эту тему. Дальше оставаться в городе становилось опасно, в любой момент «добропорядочные» граждане могли настучать на подозрительного соседа куда следует. Сначала уехал в Ростов-на-Дону, потом в Красноярск, а ближе к зиме вместе с богомольцами оказался в Кирилло – Белозёрском монастыре, где и провёл свою первую зиму. В конце года я наконец-то узнал, что меня «расстреляли». Видимо, эти прохиндеи выжидали до последнего, всплывут ли где-нибудь мои архивы с компроматом или нет. Замалчивать факт моей смерти дальше было просто нельзя, поэтому они состряпали душещипательную историю моего судилища и сделали из меня козла отпущения.